Диверсификация российской экономики

Новиков А.А. Спасибо, Юрий Юрьевич. Слово предоставляется Нигматулину Булату Искандеровичу. Пожалуйста, Булат Искандерович.

Нигматулин Б.И. Спасибо большое. Я тут раздал брошюру [«Кризис и модернизация России - тринадцать теорем»], которую мы написали вместе с моим братом, академиком РАН Робертом Искандеровичем Нигматулиным. А это вот его предыдущая книга «Как обустроить экономику и власть России: анализ инженера и математика», которая вышла года два тому назад. Идея этой брошюры была следующая. Как представители научно-технической интеллигенции, которые, когда началась перестройка, были зрелыми мужчинами, мы осознанно верили в то, что что-нибудь изменится. И были в некоем смысле движущей силы этой перестройки. В результате сегодня интеллигенция оказалась ненужной: мы не нужны. Не нужны! Процитирую, Руслан Семенович [Гринберг], ваши слова, вы сказали: как сейчас, невозможно жить. Невозможно исправить, потому что нет КПСС, но и оставлять Россию в нынешнем состоянии смерти подобно. Вот говорят, что советский научно-технический задел через пять–шесть лет исчезнет. Наверное, исчезнет, и не только этот задел; много чего исчезнет. Потому что, самое главное, нет того понимания у тех людей, которые имеют сегодня власть, куда идти. Сегодня здесь об этом говорилось. Нет ни понимания, ни желания. Так вот, мы когда писали эту брошюру, попытались сформулировать с точки зрения инженеров – энергетика и математика – теоремы. Прежде всего задались вопросом: а что же у нас в стране не верно? Основные беды страны связаны с тремя главными пороками: порочной макроэкономической стратегией, гигантской коррупцией и порочным подбором руководящих кадров. Вот здесь говорилось насчет того, что страна не может жить только на нефтяных доходах. Но давайте посмотрим на имеющиеся примеры, вот на Евросоюз. Там в экономике есть базовые принципы, которых у нас нет. Во-первых, экономика сбалансирована. Балансы есть между затратами (издержками), между ценами и зарплатами, между богатыми и бедными. И есть в социально ориентированном капитализме регулятор. У нас основной регулятор – мы в этом разобрались и у нас в этой брошюре написано, что 1% населения имеет доходы всего остального населения. 1%! Ни в одной стране этого нет. Нет регулятора в виде прогрессивной шкалы налогообложения по всем видам доходов. Та же Академия наук – Институт социологии, кажется, - указала, что если бы была введена более или менее прогрессивная шкала налогообложения, у нас бы только за счет повышения спроса низкооплачиваемого населения ВВП вырос бы в полтора раза. Это необходимое условие сбалансированной экономики, а вовсе не социалистическая блажь, и об этом везде надо говорить. Мы были на круглом столе у Руслана Семеновича [Гринберга], и одного из моих коллег, который сидел как раз вот здесь справа, я спросил: «Вот как у Ленина? Диктатура пролетариата или за диктатуру пролетариата?». Если ты за диктатуру пролетариата, значит, ты большевик. А если ты не за диктатуру пролетариата, значит, ты ренегат. Так и здесь. Когда все начинают говорить, что не время [вводить прогрессивную шкалу налогообложения], это значит, что нет механизма перераспределения доходов. Нет механизма перераспределения доходов – нищее население и, естественно, деградация страны. Все страны так живут. Ну все страны так живут! Это ключевой момент. Дальше. Вторая составляющая – балансы. Во всех развивающихся и развитых экономиках есть балансы. Ну, вот в советское время были межотраслевые балансы, но сейчас у нас таких балансов никто не делает, и вам, Руслан Семенович, никто не дает заказ от Минэкономразвития насчет межотраслевых балансов. В нашем Институте [проблем естественных монополий] несколько лет назад, когда во главе Минэкономразвития еще был Греф, говорили, что давайте начнем думать о межотраслевых балансах. Но межотраслевой баланс сразу все вскрывает! Вот мне Роберт рассказывал. Он сделал у себя межотраслевой баланс внутри Башкирии, и сразу выяснилось, что 800 миллионов «долларей» ушло. Куда, спрашивается? «Где деньги, Зин?» И потом, межотраслевые балансы необходимы хотя бы для людей, которые подписывают важные, возможно, секретные документы. Но этого никто не хочет делать, потому что межотраслевые балансы сразу вскрывают «дыры» и некомпетентность тех людей, которые сегодня управляют нашей экономикой. А какие-то «обликовые» балансы, они есть. Мы в своей брошюре их описываем. К примеру, госрасходы [в сбалансированной экономике с платежеспособным населением] должны составлять 50% ВВП. Помните, была статья, где Илларионов говорил, что чем меньше госрасходы, тем лучше развивается экономика? Полная чушь оказалась! Это чисто математически не имеет никакого разумного, логического объяснения. Фонд оплаты труда должен составлять 60% ВВП. Минимальная месячная зарплата должна быть эквивалентна стоимости 1000 литров бензина, или 300 килограммов хлеба, или 6000 киловатт-часов электроэнергии. А средняя месячная зарплата должна составлять две минимальных зарплаты, и эта сумма должна соответствовать стоимости одного квадратного метра жилья... Вот я почему задал вопрос про Забайкалье. Я в этой Читинской области, в Бурятии был, опускался в прошлом году в батискафе, благо брат [Роберт Искандерович Нигматулин] – директор Института океанологии. А потом спросил губернатора: «А сколько у вас стоит киловатт-час для экономических субъектов?». – «Три рубля». Ну я точно знаю, потому что я работал на олигарха, и там все монополизировано. И уголь монополизирован, и электростанции монополизированы. Три рубля – это значит десять центов, чуть побольше. А сегодня [стоимость киловатт-часа] поднялась – 3,60, то есть 12 центов. Если цена вырастет до 24 центов, там никакая деятельность не будет возможна. А в Китае [электричество] дешевле, чем у нас. Там останутся только степь, дикие лошади, и нет людей. Ну, может быть, останутся некоторые энтузиасты, которые будут выжимать соки из себя, будут пытаться что-то сделать, будут биться. И может, у них даже что-то получится, но на очень короткое время, потому что нету вот этого драйва, движущей силы. Почему у нас заморозили зарплаты бюджетникам? Потому что бюджет маленький, собираем мало! Если бы была хоть какая-то примитивная прогрессивная шкала налогообложения, это позволило бы добрать три триллиона [рублей] дополнительных денег, которых не хватает в бюджете. Триллион – на образование, триллион – на здравоохранение, триллион – на оборону, вот это все три бюджетообразующие вещи. Скажу по здравоохранению. Я вот вам, Руслан Семенович, книжку подарил, а в ней есть три графика. Один график такой...
Гринберг Р.С. Это жена ваша графиками занималась?
Нигматулин Б.И. Жена, я ей помогал. Жене помогал, но касаясь демографии, медицина – не я. Там был один интересный график. Пятьдесят регионов России – не Кавказ, а среднерусские, от Европы до Дальнего Востока. Общий коэффициент смертности [число смертей на 1000 человек] в зависимости от подушевого государственного финансирования здравоохранения в регионе. Смотрите, какая удивительная вещь. Если взять 4200 рублей в год на человека, то от этой суммы ничего не зависит: она настолько низкая, что можно это финансирование давать или не давать, а народ будет умирать по каким-то своим законам, причем сильно умирать. А вот когда больше 4200 рублей и до 10000 рублей, то есть до [уровня государственного финансирования здравоохранения] Москвы, то смертность уже приближается к 11 – а это именно та контрольная цифра, достичь которой в целом по стране наши лидеры поставили задачу к 2020 году. Или вот национальный проект «Здоровье». Пускай его ругают, но это – индикатор. Взяли точки – 2005 год и 2007 год. До запуска нацпроекта [в 2005 году] здравоохранение было настолько недофинансировано, что получили явный эффект. По общему коэффициенту смертности, по ожидаемой продолжительности жизни... Но если эту кривую [зависимости смертности и средней продолжительности жизни от государственного финансирования здравоохранения] дальше провести до точек, которых достигли европейские страны (средняя продолжительность жизни 73 года) или до смертности, равной 11, то получается, что надо в два раза увеличить финансирование здравоохранения. А это что значит? Это тот самый триллион [рублей]. Отсюда вывод: не дашь триллиона, до 2020 года минус пять миллионов жителей [настолько сократится население России]. Жесткий однозначный вывод: дашь триллион [рублей] – плюс пять миллионов [человек], не дашь триллион [рублей] – значит, ты кровожадное правительство. И если ты за народ, пожалуйста, дави олигархов [прогрессивной шкалой налогообложения]. Вот на этой красивой цифре позвольте завершить.
Новиков А.А. Спасибо. Я с удовольствием предоставляю слово Михаилу Антоновичу Коробейникову. Пожалуйста, Михаил Антонович.

Коробейников М.А. Уважаемые коллеги! Тема сегодня нашей дискуссии «Диверсификация российской экономики – миф или реальность?». Так вот, мне представляется, что для современной России это все-таки миф пока, а реальность совершенно другая. И я попытаюсь это доказать, хотя я должен сказать, что, по-моему, Руслану Семеновичу [Гринбергу] это уже удалось сделать. Он несколько оригинально построил свое сообщение; я, собственно, много раз его слышал, но первый раз в такой подаче. И он правильно сказал, и это отметил уже Юрий Юрьевич, что действительно примитивизм - это главная беда, которая все время преследует нашу российскую политическую элиту, если ее можно назвать элитой. И прежде всего, все, что они предлагают, они сами не верят в то, что это выполнимо. Идет деградация буквально по всем направлениям экономики. И если быть более конкретным, то реальной экономики сегодня, к сожалению, нет. Есть так называемая сырьевая экономика, все это прекрасно понимают, и она уже 20 лет существует. В последнее время власти усиленно стали говорить, что это безобразие, что нельзя жить на наследии Советского Союза, что надо все модернизировать. Но пока – пока – это только разговоры. Я помню, года два назад, когда Владимир Владимирович был еще президентом страны, он сказал, что мы не просто скважины бурим, а мы занимаемся диверсификацией. Ну вот и посмотрите, какая это диверсификация, если за 20 лет ни одного нового месторождения не открыли, не построили ни одного нефтеперерабатывающего завода – какая это диверсификация?! Где людей заняли другой работой или где создали какой-то новый реальный продукт? Нет этого! Вот в этом, скорее всего, и беда. И вот ушел, к сожалению, Артоболевский, но Сергей Сергеевич прочитает потом в журнале [«Наша власть: дела и лица»] или в другой прессе о том, как дальше шла наша дискуссия. Вот он говорил, что лозунг «Пойдет вода Кубань-реки, куда велят большевики» был неправильный. Да, может быть, лозунг был и не совсем удачный, однако вот тогда была настоящая диверсификация. Я как секретарь Ставропольского крайкома комсомола непосредственным был руководителем стройки [Кубанского каскада ГЭС] и потом при мне в качестве секретаря райкома партии третью очередь в Александровском районе построили. Вот это было великое дело – и людей заняли, и урожайность подняли, а четвертая очередь дала воду Калмыкии, потому что там вообще воды никакой не было. Ну, другое дело, что после 1990 года ликвидировали Министерство мелиорации, ликвидировали кое-что еще, власть перестала этим заниматься и это поддерживать и наплевали вот на тот человеческий фактор, о котором тут говорили. Так что то была диверсификация настоящая. И второй вопрос, который он [Артоболевский] тут пытался поднять, что, дескать, нам это неприемлемо, это туризм. Да [потенциально] богаче России по туризму никого нету. Если бы мы это у себя развили – охоту, рыбалку, спортивный туризм, нефть бы нам и не нужна была, потому что здесь совершенно другие возможности дохода, совершенно другие занятия для наших россиян. Естественно, тут необходимо создать определенную инфраструктуру – вот это была бы диверсификация! Пока же получаются пока лишь потуги и банальные разговоры, в том числе и о туризме начали разговаривать. И я уже не хочу говорить о сельском хозяйстве. Все об этом читали, и я об этом писал, и другие: село вообще в упадке, в дыре. И чтобы сегодня поднять село, это придется делать с нуля, и похлеще, чем поднимали целину. Вот тогда диверсификация будет, людей мы займем – и туризмом, и сельским хозяйством, и в том числе решим проблему низкой рождаемости. Обратите внимание, что в городе ни в какой стране никогда много детей в семье не было, все делается на селе, село надо возрождать, вот это была б диверсификация.
Нигматулин Б.И. Можно вопрос? Вот нынешний министр сельского хозяйства... Как ее зовут?
Коробейников М.А. Скрынник. 
Нигматулин Б.И. Да, Скрынник и первый вице-премьер Зубков говорят, что проблем нет. Мы сейчас 15–20 миллионов тонн зерна будем экспортировать, и вообще мы залиты зерном, а к 2012 году почти закроем [потребности страны отечественной] курятиной и к 2018 году закроем [потребности страны отечественной] говядиной. В общем, звучат очень победные реляции.
Коробейников М.А. Булат Искандерович, то, что говорит Скрынник, мне, вообще-то говоря, понятно. Но мне обидно, если Виктор Алексеевич [Зубков] поддерживает это дело. Потому что он специалист, он понимает, у него биография есть. Отсюда я единственное могу сказать: он поддерживает это, потому что общая политика первых лиц государства такова. Потому что нельзя говорить то, чего в реальности нет. Что значит, что мы должны 40 миллионов тонн хлеба экспортировать там где-то к 2015 году? А что, если мы будем животноводство развивать, вот мы слышали выступление [Виктора Степановича Бирюкова] – зачем же нам зерно экспортировать. Мне больно говорить об этих вещах. Да, с одной стороны, победные реляции, а, с другой, деревни нет. Уже деревни нет! Двадцать тысяч деревень уже исчезли с карты России и есть приблизительно такое же количество деревень, где живут по пять–семь человек, это старики, и больше ничего там уже нет. Если мы не разберемся сами с селом, если мы село не заселим, я думаю, на земном шарике найдутся люди и возможности, которые заселят нашу Россию – к тому дело идет.
Новиков А.А. Спасибо, Михаил Антонович. Уважаемые коллеги, у нас попросил слова буквально на три минуты Черный Владимир Викторович. Я его сразу не представил, он доктор физико-математических наук, представляет Агентство безопасности инвестициям и бизнесу. Пожалуйста.

Черный В.В. Во-первых, мне очень приятно, сегодня я в этом убедился, что свобода слова есть в России. Я очень много участвовал в различных конференциях в разных зарубежных университетах и институтах. Там политическая корректность доведена до полного абсурда. Например, когда застрелили вице-мэра Сан-Франциско, я ходил по университету в Беркли, искал, с кем это обсудить. Все отворачивались просто, потому что боялись потерять работу. Здесь за столом никто этого не боится...
Реплика. Все уже работу потеряли, поэтому никто и не боится!
Новиков А.А. Это вызвало оживление...
Черный В.В. Я по поводу общества всеобщего благоденствия. Это не культура потребления, а конкретная вещь, которой должна заканчиваться каждая буржуазная революция. Все, кто не успел наворовать, получают необходимые минимальные доходы для того, чтобы решать свои жизненно важные проблемы на минимальном уровне. Мы знаем, что этот уровень у нас, чтобы буржуазная революция в России завершилась, должен составлять минимум тысячу долларов в месяц [на человека]. Мне кажется, чтобы понять, что делать, нужно разобраться с тем, что произошло с экономикой СССР, куда делись деньги и, может быть, тогда нам легче будет понять, что же произошло. Почему Россия является страной политических преобразований, а не экономических? Почему мы всегда ругаем тех, кто руководил раньше? Над понять, каков современный мир и каково место России в нем. почему глобализация все больше сдвигается в виртуальную область, какие отсюда вытекают последствия для России? Как быть с компьютеризацией? Вот элементарная вещь: как нам быть с электронными финансовыми услугами в банках? Чтобы оформить сбербанковскую карту, нужно зайти в Интернет. Между тем у нас компьютеры имеют всего 24%, может, и меньше. Так экономика электронных финансовых услуг превращается в закрытую секту какую-то.
Новиков А.А. Владимир Викторович...
Черный В.В. Завершаю! Почему все стремятся уехать на Запад, приобретают там собственность? Даже те, кто ругает Запад, работает во власти и мечтает о развале США! Кто руководит, в конце концов, экономикой России? Откуда вбрасываются новые футурологические идеи – разнообразные странные прогнозы? Почему до сих пор роль науки не обозначена? 
Новиков А.А. Владимир Викторович...
Черный В.В. Вот это и есть все, к чему мы стремимся. Спасибо, спасибо! 
Новиков А.А. Спасибо. У нас еще будет заключение небольшое, минутка–две, черту подведет основной докладчик. Мы очень четко ограничены по времени, поэтому Аркадию Исааковичу придется уложиться в регламент. 

Липкин А.И. Буду стараться. Главным мне представляется вопрос, кто субъект. Есть субъекты говорящие, относящиеся к реальной экономике. Взгляните на рисунок, на котором я попытался изобразить «приказную» («китайскую») базовую идеальную модель организации государственной власти. Главный вопрос – кто субъект диверсификации? Кто может воспользоваться «подарком судьбы», о котором вы [Руслан Семенович Гринберг в докладе «Диверсификация российской экономики – миф или реальность?»] говорили. Вы, насколько я понял, за «авторитарную модернизацию». Здесь встает несколько вопросов. Даже, если у «первых лиц» («правителя») возникнет такое желание не только на словах, то необходим еще достаточно широкий слой, готовый его поддержать, причем не только из чисто прагматических соображений (без примеси идеализма такие трансформации в истории не происходят). Такой слой был и в конце 1980-х–начале 1990-х у Горбачева и Ельцина, был у Александра II и у других. Есть ли он сейчас и где? И способны ли «правители» управлять не прямым приказом, а более сложными инструментами? Недовольство тем, что есть, особенно в кризис, нарастает, похоже, снизу из «среднего слоя», который распылен. Похоже, что сегодняшняя ситуация по отношению к диверсификации напоминает ситуацию 1992 года по отношению к выживанию: рычагов уже нет и единственная(?) видимая возможность, которую реализовывал Гайдар, – организовать среду, что наверное было сделано не лучшим образом. Но у Ельцина и Гайдара, особенно в начале, была широкая группа поддержки, исходившая не только из прагматических, но и идеалистических оснований – «свобода», о которой говорил докладчик. То же имело место и во всех случаях успешных «авторитарных модернизаций».

В России таким типичным основанием было «догнать Запад», как правило, в военно-техническом отношении. «Авторитарная модернизация» (как при Александре II) возможна, если «верхи» не могут жить по-старому, например, проигрывали какую-нибудь «крымскую» войну (под идеалом «свободы» в 1991 речь шла не об «авторитарной модернизации»). Где тот достаточно массовый слой, который настолько недоволен тем, что есть, что вместо того, чтобы стараться вписаться в данную загнивающую систему, готов бороться за новую? К этому надо добавить, что в российской авторитарной системе, сложившейся в XVIII веке, которую вы видите на рисунке, время от времени происходят «бунты» «народной массы» (лавинообразные, плохо предсказуемые процессы), которые разрушают все и на этом месте воспроизводят ту же авторитарную систему, которая чрезвычайно затратным способом, губя массу народа (но раньше это происходило на фоне сильного демографического роста), делала очередной рывок (Петр, Сталин, Ельцин). Не уверен, что Россия переживет еще один. Осознание такой угрозы может стимулировать «авторитарную модернизацию», но, как правило, она не осознается. Еще один момент, касающийся атомизации нашего общества. К 1960-м у нас (как и на Западе) сложилось два индивидуалистических потока: «прагматический» (ориентированный на потребление) и «идеалистический» (получивший у нас название «шестидесятники»). В 1970-х и у нас, и у них возобладал первый поток. В конце 1980-х у нас (и у них) второй поток начал усиливаться. В августе 1991 года, как и в феврале 1917 года, оба потока выступили вместе. Но реформы 1992-го привели к резкому ослаблению «идеалистического» потока (на Западе, похоже, наоборот). А без него серьезные трансформации, как я уже сказал, маловероятны. Похоже, что сейчас этот слой подрастает, но он не консолидирован. Кроме того, все-таки есть ли неавторитарные альтернативы? Хотя, учитывая более 40 миллионов пенсионеров, настроенных патерналистски, думать об этом, наверное, утопично. Но в рамках «авторитарной модернизации», наверное, нельзя построить «инновационную экономику». Хотя избежать примитивизации экономики, вероятно, и можно – да и то, если уйти от простой «приказной» схемы управления к более сложным («рефлексивным» и другим). Кстати, высокий уровень коррупции и быстрое снижение качества чиновничества – характерные черты авторитарной системы приказного типа. Спасибо. 
Новиков А.А. Спасибо. Так, уважаемые коллеги, подходит к завершению наш круглый стол. Я хотел бы предоставить для заключения слово основному докладчику Гринбергу Руслану Семеновичу. Пожалуйста, Руслан Семенович. 
Гринберг Р.С. Я только несколько слов скажу. Во-первых, я очень доволен тем, что я здесь узнал много интересного. Я всегда с удовольствием слушаю Юрия Юрьевича. Мы действительно живем в очень плохом климате и у нас действительно издержки высокие, я раньше на это внимания не обращал. Поэтому, конечно же, мы не можем конкурировать с Китаем и приговорены к интеллектуальному производству. Такое производство требует очень развитых образования, науки, культуры и здравоохранения. И вот здесь я хотел бы сказать самое главное. По-моему, основная наша беда и корень наших проблем – это слепая вера в некоторые теоретические конструкции, которые в каждый данный момент кажутся прогрессивными. В 1917 году мы внедрили в жизнь самое левое течение западной философии – течение под названием справедливость. И мы добились больших успехов. А в конце 1980-х годов мы все были помешаны на свободе. И мы, интеллигенты, внушили народу, что колбаса вырастает непосредственно из свободы. А когда вы не имеете ни институтов, ни традиций, ну вообще ничего практически! Я просто действительно балдел вот от этого коллективного сумасшествия начала 1990-х годов. Даже в академических институтах люди со степенями и академическими званиями были искренне уверены, что они ужасно настрадались от коммунистов, забыв, что они сами коммунисты. И Борис Николаевич был для них господом богом, и раз он говорит, что надо потерпеть до осени – значит, надо потерпеть; тогда-то все и устроится, как в Швейцарии. Я должен сказать, что вся эта философия свободного рынка, демонизации государства [оказалась ущербной], мне самому стыдно, что в свое время я издевался над таким сочетанием слов, как «планово-убыточные предприятия». А теперь я твердо знаю, что они есть. Культура, здравоохранение, образование, наука - все требует массовой государственной поддержки, о чем говорил профессор Коробейников. Массовой государственной поддержки! Раньше мы были в одной крайности – «раньше думай о родине, а потом о себе», что, конечно, утопично для человека, человек не так устроен. А потом мы стали думать «думай о себе, а родине будет хорошо и так», потому что рынок все расставит на свои места. У меня лично такое впечатление, что наши руководители по-прежнему увлечены этим представлением о жизни, несмотря на то, что риторика изменилась. Поэтому мне кажется, что единственный способ изменить ситуацию – это развивать в себе гражданина и перестать быть подданным. Это означает только политическую конкурентность, состязательность, рискую здесь это сказать. Они приносят серьезные возможности для модификации политики. Поэтому когда некоторые у нас говорят, что не надо нам допустить украинизации политической жизни, я думаю, что нужно делать совсем наоборот. Все, большое вам спасибо.
Новиков А.А. Уважаемые коллеги, мы заканчиваем заседание нашего круглого стола. Думаю, мы через два месяца продолжим, о чем сообщим дополнительно. Организаторы круглого стола – фонд Виктора Бирюкова, журнал «Наша власть: дела и лица». А сейчас спускаемся вниз, чтобы продолжить общение.
P.S. Доктор философских наук, профессор МВТУ им. Баумана Виктор Васильевич Ильин не приехал на круглый стол, но прислал текст своего выступления. Его мнение приводится ниже.
Ильин В.В. Опыт обсуждения сюжета на предыдущем «круглом столе» укрепил убеждение в необходимости толковать диверсификацию объемно: дробление форм собственности, расширение ассортимента выпускаемых изделий, конечно, завязаны на специфические хозяйственные, производственные решения. Но не только. 
Много важнее, что диверсификация по своему назначению сцеплена с общей санацией общественной ситуации, взыскующей наращивание продуктивной человеческой самореализации. Активация базовых отраслей производства, привитие инновационной культуры деятельности не покрываются усилиями собственно экономическими. По сути это – вопросы гуманитарного устроения, общецивилизационного порядка. (В качестве максимы необходимо иметь в виду – экономика вплетена в социокультурный контекст в качестве значимой, но не единственной составляющей.) Отсюда: любую масштабную реформацию следует затевать по поводу стимуляции в первую очередь социального, а наряду с ним и экономического роста.
В согласии с обозначенной логикой правильно различать сугубо экономическое и макросоциологическое наполнение диверсификации. 
Первое поглощается фронтальными марш-маневрами по отходу от сырьевого хозяйствования посредством развития обрабатывающих и перерабатывающих отраслей, строительства; обеспечения экономического роста на базе экономики знаний, производства с высокой добавленной стоимостью, инновационности.
Достичь сказанного позволяют инвестиции, с которыми у нас, как известно, дело обстоит скверно. Золотовалютная выручка в основном размещается за рубежом, оседает в резервном и стабилизационном фондах, питающих опять-таки не национальную экономику.
Изменить ситуацию мерами исключительно экономическими невозможно. Требуется политическая воля, нужен поворот социальных институтов к отечественному хозяйству. В качестве первоочередных просматриваются акции: 
– энергичное кредитование базовых отраслей ЦБ по приемлемой ставке рефинансирования (не свыше 15%);
– развитие рынка труда с ликвидацией в нем имеющейся непропорционально великой доли неквалифицированного и дешевого труда, сдерживающего технологическое обновление, внедрение трудосберегающих приемов;
– трансформация налоговой политики, превращающейся в инструмент не обогащения государства, а поддержки реальных производителей;
– укрепление позиций малого и среднего бизнеса как опоры инициативы.
Второе, обслуживая препятствование реализации инерционного сценария, озабочивается активацией державной модернизации через дробление полномочий, повышение ответственности, политического вовлечения, гражданского участия, создание конкурентной среды как механизма развития производства с разными демократическими защищенными типами собственности. Диверсификация в данном ракурсе призвана:
– добиться устойчивости отечественных государственных форм;
– преодолеть отчуждение граждан от власти, государственных институтов;
– уравновесить права собственности;
– снизить пороги конфронтационности, конфликтности;
– наладить толерантный стиль управления;
– придать значительность, основательность «просточеловеку».
Обновительные импульсы должны задаваться не сверху (как при короне, большевиках, «либерал-демократах»), а снизу – под эгидой гражданского общества, логики естественной рентабельности. Следует, наконец, понять: субъектом перемен выступает не, как правило, нерасторопное, недальновидное, бюрократизированное правительство, а активно утверждающийся предпринимательский слой – носитель патриотичной инициативы. Главное – не мешать действовать; отработанный принцип laissez faire, laissez passer свое сделает.