Архив

№ 9 (89) - 2008 ТЕМА НОМЕРА: Природные ресурсы

Алексей Ермолов: "Никогда не разлучно со мной чувство, что я россиянин"

Александр Первый 29 июня 1816 г. подписал указ о назначении командиром Отдельного Грузинского (с 1820 г. – Кавказского) корпуса генерал-лейтенанта Алексея Ермолова. Одновременно он назначался управляющим гражданской частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губерниях и Чрезвычайным послом в Персии. «Всегда желал я чрезвычайно сего назначения, – писал Ермолов, – и даже тогда, как по чину не мог иметь на то права». 20 лет назад, будучи штабс-капитаном, он бывал на Северном Кавказе, участвуя в Персидском походе 1796 г. Экспедиционного Каспийского корпуса генерал-аншефа Валериана Зубова. Там Ермолову была вручена первая боевая награда – орден Святого Владимира 4-й степени с бантом.

«Чечню можно справедливо назвать гнездом всех разбойников»
Полгода, вплоть до отъезда с дипломатической миссией в Иран, Алексей Петрович знакомился с вверенным ему краем. Свои впечатления он отражал в дневнике – «Записках», опубликованных в 1868 г. Многие его наблюдения поразительно созвучны с современностью. Вот что писал Ермолов в начале 1817 г. о Чечне: «Ниже по течению Терека живут чеченцы, самые злейшие из разбойников, нападающие на линию (укрепления русских и казачьих станиц). Общество… чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимались дружественно злодеи прочих народов, оставляющие землю свою по каким-либо преступлениям. Чечню можно справедливо назвать гнездом всех разбойников. …Много народа никакими трудами не занимающегося и снискивающего средства существования едиными разбоями...».
Нельзя сказать, что предшественники Ермолова не пытались навести порядок, однако принимавшиеся ими меры были эпизодичными.
Но самая главная их ошибка – отсутствие четкого плана обеспечения безопасности этих территорий. Алексей Петрович такой план разработал и представил императору. «Кавказ – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном, – писал он, – штурм будет стоить дорого, так поведем же осаду».
Суть его системы состояла в медленном движении вглубь горных районов, сочетании беспощадного подавления вооруженного сопротивления и бандитских вылазок с хозяйственным освоением края, привлечением населявших его народов на сторону России, приобщением их к цивилизованному образу жизни, борьбе с пережитками варварства: работорговлей, привычкой жить разбоем, грабежами, похищением людей с целью выкупа.
Сил и средств у кавказского наместника было немного. Поэтому Ермолов избрал тактику сосредоточения сил на каком-либо одном направлении.
24 мая 1818 г. 6 батальонов пехоты, 500 казаков, на вооружении которых были 16 орудий, выступили из станицы Червленной, через один переход достигнув реки Сунжа.
Обратимся вновь к «Запискам»: «Мирные (принявшие присягу на верность российскому императору. – Ред.) селения не менее прочих наполнены были разбойниками, которые участвовали прежде во всех набегах чеченцев на линию… Мирные чеченцы, всегда беспрепятственно приезжавшие на линию, высмотрев какую-нибудь оплошность со стороны войск наших или поселян, могли сопровождать их к верным успехам».
Как и сегодня, средство защиты здесь одно: неусыпная бдительность и обостренное чувство опасности.

«Стеснять злодеев всеми способами»
Нередко Ермолова обвиняют в жестокости. Алексей Петрович дал к тому повод: «Я не отступаю от предпринятой мною системы стеснять злодеев всеми способами. Главнейшее есть голод, и потому добиваюсь я иметь путь к долинам, где могут они обрабатывать землю и пасти стада свои... Лучше от Терека до Сунжи оставлю пустынные степи, нежели в тылу укреплений наших потерплю разбои».
Взявшись за искоренение варварских обычаев, Ермолов не имел возможности всегда поступать гуманно – увещевания воспринимались как признак неспособности заставить исполнить свою волю.
Ермолов быстро научил чеченцев понимать: его слова – не пустые угрозы. Горцы поначалу с новым главнокомандующим пытались вести политику выманивания выкупов. Когда Алексей Петрович находился с посольством в Персии, чеченцы вероломно захватили офицера и потребовали за него 18 телег серебра! Ермолов, собрав старшин чеченских аулов, взял их под стражу и объявил, что все они будут повешены, если к назначенному сроку пленник не будет возвращен. Офицера привезли в целости и сохранности…
Его современник отмечал: «Напрасно об Алексее Петровиче говорят, что он был жесток, это неправда, – но он был разумно строг». Главнокомандующий заявлял: «Одна казнь может сохранить сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены».
Недруги в окружении царя представляли в искаженном виде решительные действия Ермолова. Александр I прислушивался к наветам: он хотел выглядеть в глазах Европы гуманным правителем.
Сегодня мы видим, что вопреки утверждениям недругов Ермолов действовал благоразумно и избирательно. Непреклонный к разбойникам, промышлявшим грабежом, он был милостив и добросердечен к мирным горцам, снисходителен – к сложившим оружие и раскаявшимся. В предписаниях Ермолова князю Мадатову читаем: «В рассуждении пленных... внушить войскам, чтобы не защищающегося или паче бросающего оружие щадить непременно».
Без крайних мер Ермолов вряд ли изничтожил бы работорговлю. Грибоедов в путевых заметках о путешествии по Дагестану и Чечне писал, что в ауле Андреевском «прежде Ермолова выводили на продажу захваченных людей – теперь самих продавцов вешают».
Оттеснив чеченцев за Сунжу, Ермолов в 1818 г. заложил крепость Грозную. Потом она была соединена рядом укреплений с Владикавказом. Это преградило чеченцам путь на среднее течение Терека. Путь на нижнее течение главнокомандующий в следующем году прикрыл крепостью Внезапной, соединив ее укреплениями с Грозной. В 1821 г. начала строиться крепость Отрадная, вскоре переименованная в Бурную. Так сжималось кольцо вокруг неприступных дагестанских гор.
С 1818 г. для борьбы с русскими горцами был создан союз. Регулярные войска и казаки успешно осваивали тактику войны в горах, учились противопартизанской борьбе. 19 декабря 1819 г. части Ермолова наголову разгромили горцев, решив судьбу Северного Дагестана. Союз, чьи джигиты не так давно разбили вторгшиеся персидские полчища Надиршаха, присягнул на верность России. В приказе по случаю победы Ермолов благодарил своих товарищей по ратным трудам, от генерала до солдата.

«У меня верит солдат, что он мне товарищ!»
Сила слов этого приказа заключалась не только в возвышенной простоте слога, уверенности, что одержанные победы были бы невозможны без опоры на воспитанных им в суворовских традициях солдат и офицеров. Была и другая веская причина, гордое признание Алексея Петровича: «У меня верит солдат, что он мне товарищ!». Ермолов являл пример выносливости, стойкости и терпения. Ему ничего не стоило провести в горах несколько ночей без сна, после изнурительного марша до рассвета заниматься с документами, а с зарей прежде сигнального выстрела произвести осмотр лагеря.
Ермолов умел воодушевить солдата, заставить почувствовать себя не просто исполнителем воли командира, но членом единой боевой семьи. Ермолов внушал воинам гордое сознание государственной чести. «Никогда не разлучно со мной чувство, что я россиянин», – говорил он. Те же слова могли повторить и его товарищи – грузин Чавчавадзе, армянин Мадатов, немец Граббе.
Ермолов, однако, бывал беспощаден, когда ему приходилось карать подлость, трусость, корыстолюбие.
Получив известие, что командир одного полка не решился отбить у горцев русских пленных, главнокомандующий направил ему письмо: «Из мыслей воинов нельзя изгнать, что Вы или подлый трус, или изменник. И с  тем, и с другим титулом нельзя оставаться между людьми, имеющими право гнушаться Вами и с трудом удерживающимися от изъявления достойного к Вам презрения, а потому я прошу Вас успокоить их поспешным отъездом в Россию».
Ермолов проявлял истинно отеческую заботу о подчиненных. Лишь один пример.
При знакомстве с краем в 1816–1817 гг. многие предлагали Ермолову богатые дары: верховых лошадей, драгоценности, инкрустированное золотом оружие, дорогие ткани. Ермолов «принял» дар в своей особенной манере. «Не хотел я обидеть их, – писал он в специальном приказе по корпусу, – отказав принять подарки. Неприличным почитал воспользоваться ими, и потому, вместо дорогих вещей согласился принять 7000 овец. Сих дарю я полкам; хочу, чтобы солдаты, товарищи мои по службе, видели, сколь приятно мне стараться о пользе их. Овец в первый год в пищу не употреблять, но сколько можно стараться разводить их... Впоследствии будет и мясо, и полушубки, которые сберегут дорогое здоровье солдата...»
Из этой же области – учреждение штаб-квартир на местах постоянного расположения полков, о чем Ермолов докладывал императору: «Устрою казармы вместо убийственных землянок, госпитали, лазареты... Уничтожу многие из постов, куда назначение офицеров и солдат есть смертный им приговор...»
Сэкономив из сумм, выделенных ему на содержание посольства в Персии, 100 000 рублей, он на эти деньги воздвиг тифлисский госпиталь. Затем последовало создание знаменитых ныне курортов Кисловодска и Пятигорска. Ермолов хотел доказать, что возможно так устроить городки военных, чтобы они были полезны не только государству, но и окрестным жителям.
Алексей Петрович развернул в Кисловодске строительство, регулярно жертвовал на него суммы из своего жалованья и призывал к тому сослуживцев: «У сих вод израненный солдат, восстановивший силы на продолжение верной Отечеству службы, благодарить будет за попечение о нем».
Главнокомандующий совершил настоящую революцию в форме и амуниции. «Одежду для солдат, – вспоминал он, – предлагал я более с климатом согласованную, различествующую от теперешней, всюду единообразной и для знойной Грузии, и для Камчатки ледовитой». Он приспособил форму одежды в корпусе к условиям Кавказа: вместо тяжелых и неудобных киверов – папахи и бараньи шапки; вместо громоздких и стесняющих движения в горах ранцев – холщовые мешки, служившие в походе подушками. В обиход военнослужащих стали входить элементы удобной кавказской одежды – бурки, башлыки, черкески, бешметы, короткие сапожки из мягкой кожи.
Воины корпуса готовы были идти с ним в огонь и в воду. Но с воцарением Николая I в декабре 1825 г. Алексей Петрович попал в опалу. Новый император относился к нему с недоверием.
В марте 1827 г. Ермолов сдал дела своему преемнику генералу Паскевичу. Его обрекали на вынужденное бездействие в самое неподходящее для России время – на Кавказе фанатики поднимали мусульман-горцев на газават – священную войну с неверными. С 1826 г. там началась ожесточенная война с персами. Такой главнокомандующий как Ермолов нужен был здесь как никогда. И только спустя два с половиной десятилетия князь Александр Барятинский возродил ермоловскую систему освоения Кавказа: «продвигаться вперед медленно, но прочно».

Александр Примаков