|
Архив
№ 5 (85) - 2008
ТЕМА НОМЕРА:
Инвестиционная Россия
|
|
Защита для Левшей
Россия во все времена славилась гениальными изобретателями – достаточно вспомнить Ивана Кулибина, имя которого давно стало нарицательным. Вот только судьба их открытий чаще всего была печальной, как, впрочем, и судьбы самих русских Левшей. К примеру, первое документальное свидетельство полета человека на аппарате тяжелее воздуха восходит ко временам Ивана Грозного, который приказал «за сие дружество с нечистою силою отрубить выдумщику голову», а его изобретение сжечь; Иван Ползунов, еще в 1756 г. представивший на суд государевых людей первую в мире действующую паровую машину, получил вердикт «не надобна», и патент на изобретение века семь лет спустя достался шотландцу Джеймсу Уатту. Глядя на электрическую лампочку, все вспоминают Эдисона, но мало кто в курсе, что изобрел ее русский инженер Лодыгин, а американец лишь усовершенствовал и запатентовал, обеспечив себе мировую славу и многомиллионное состояние. Могут ли российские Кулибины в наши дни рассчитывать на поддержку и защиту своих изобретений на родине, вновь вознамерившейся «догнать и перегнать» весь мир, на сей раз – в инновационных технологиях? Об этом мы беседуем с главой Федеральной службы по интеллектуальной собственности, патентам и товарным знакам (Роспатент) Борисом Симоновым.
– Борис Петрович, инновационная экономика подразумевает массированное внедрение изобретений. Много ли их регистрируется в последнее время, ведь нередко приходится слышать о том, что страна переживает интеллектуальную деградацию? И как эти данные соотносятся с аналогичными показателями советского периода? – За последний год мы получили 120 тысяч заявок на регистрацию прав интеллектуальной собственности, что примерно на 70 тысяч больше, чем четыре года назад. Динамика, как видите, очень хорошая. А в целом по объему прав рынок интеллектуальной собственности России насчитывает уже более миллиона правообладателей, и по этому показателю мы давно переросли объем, достигнутый в советские годы. Хотя тогда у нас была несколько другая система, и ее нельзя сравнивать с современной чисто количественно: современный рынок интеллектуальной собственности очень далеко ушел от того, что было при советской власти.
– Насколько активны российские изобретатели и ученые по сравнению с их зарубежными коллегами? – По количественным показателям мы еще, конечно, отстаем от ведущих стран Европы и США, но мы значительно быстрее развиваемся – у нас динамика лучше. И это вполне естественно – на Западе рынок интеллектуальной собственности уже сложившийся, а у нас еще только происходит его становление. В ближайшие 3–4 года мы ожидаем увеличения числа заявок на регистрацию прав в 2–2,5 раза. У экономики, у промышленных предприятий появился спрос на патенты, а спрос – главный стимул развития любого рынка, в том числе и рынка интеллектуальной собственности.
– Можно ли выделить какие-то отрасли, направления, где регистрируется наибольшее число объектов интеллектуальной собственности? – Сейчас по всем направлениям происходит весьма интенсивное развитие: проводятся научные исследования, появляются новые разработки, поэтому что-то одно вычленить довольно сложно. Конечно, есть всплески, обусловленные растущим спросом, конъюнктурными изменениями. Например, в последнее время можно отметить возросшее количество заявок в области биотехнологий, в медицине, химии, фармацевтике. В этих отраслях сформировался устойчивый спрос на новые разработки, соответственно, растет и спрос на их патентную защиту. Интенсивно развиваются науки о земле – прикладные исследования в этом направлении также пользуются спросом.
– Недавно одно из российских СМИ процитировало ваши слова: «На сегодняшний день у нас нет ни одного нанопатента, хотя в мире их зарегистрировано уже около десяти тысяч». А как обстоят дела на других стратегических направлениях? – Это несколько искаженная информация. Дело в том, что разработки в области нанотехнологий у нас велись давно, но не системно. Во многих научных отраслях проводились собственные исследования, которые не были выделены в отдельное направление. Сейчас подход к нанотехнологиям изменился, и к настоящему моменту подано уже 500 заявок на так называемые нанопатенты. Все они находятся в стадии экспертизы. За рубежом этот процесс начался значительно раньше, и сейчас в мире действительно зарегистрировано около 10000 нанопатентов, 2000 из которых мы также зарегистрировали, переведя в национальную фазу по соответствующим международным договорам. После такой процедуры они обладают на территории России теми же правами, что и любой отечественный заявитель. Ну а кроме того, мы только в нынешнем году ввели международный классификатор, позволяющий регистрировать эти заявки именно как изобретения в области нанотехнологий. И те 500 заявок, о которых я говорил, были поданы уже в соответствии с этим классификатором.
– То есть в России не было нанопатентов, потому что не было соответствующих стандартов? – Скорее не было потребности выделять их в отдельную категорию, не было спроса именно на такое направление. Они рассеивались по другим отраслям – химии, молекулярной биологии, каким-то космическим технологиям, разработкам новых материалов. Нанотехнологий как отдельной категории просто не было. В этом году мы провели соответствующую работу, ввели новые рубрики патентной классификации, которые соответствуют международным стандартам. Теперь мы можем выделить эти разработки в отдельное направление, и тот, кто пройдет экспертизу, станет патентообладателем уже в области нанотехнологий.
– Многие российские изобретатели и компании, владеющие передовыми технологиями, не обращаются в Роспатент из страха, что их достижения будут украдены (в прошлом году об этом рассказал на страницах нашего журнала авторитетный специалист по оценке интеллектуальной собственности). В чем причина такого недоверия, и как Роспатент его преодолевает? – Я думаю, что этот страх – одно из последствий правового нигилизма, который долгое время царил в нашей стране. Те, кто смог его преодолеть, получают очень серьезное преимущество – более высокую степень защиты, чем любые другие формы охраны интеллектуальной собственности, например, коммерческая тайна. Если человек подал заявку на патент, он уже «застолбил» за собой приоритетное право на это изобретение, даже если его заявка еще не прошла экспертизу. Любые заявки, поступившие позже, будут сравниваться с его изобретением, потому что у него приоритет по новизне – он получает защиту. Если заявка проходит все стадии экспертизы, она публикуется – мы весь мир оповещаем о том, что конкретный гражданин стал правообладателем, он собственник данной технологии, и по всем вопросам ее использования надо обращаться к нему. Это механизм, который и стимулирует правообладателя, и защищает его интересы, и доводит до сведения бизнес-сообщества информацию о собственнике. Причем делается все это по критериям, которые едины для всего мирового сообщества.
– То есть вы ответственно заявляете, что патентная защита в России так же надежна, как и во всем мире? – Конечно. Патент дает вам возможность защититься и предъявить претензии к нарушителю ваших прав в суде. Тогда он уже подпадает под соответствующие статьи, в том числе – и Уголовного кодекса. Другой вопрос, что доказательство исключительных прав либо доказательство их нарушения – это кропотливый труд.
Сергей Еленин
|