Архив

№ 6 (6) - 2007 ТЕМА НОМЕРА: Национальные интересы России

Разгон второй Думы.

Кажется, недавно российская политическая общественность отмечала вековой юбилей российского парламентаризма, отсчет которого ведется с 1-й Государственной Думы. Прошел он довольно скромно. И дело не только в том, что сегодняшняя власть не ощущает себя преемницей тех идеалов. Слишком глобально изменилось за сто лет все. Философские системы и религиозные догмы в ХХ веке сплошь подвергались сомнению, осмеянию и изменению. Разве что анатомия и физиология человека пока что не подвергаются ревизии. Хотя как сказать… В июне 1907-го в России была распущена 2-я Государственная Дума. Как и 1-я, она работала недолго. Энциклопедии отводят ей срок: 20 февраля – 2 июня 1907 г. (по старому стилю, разумеется). Среди писателей прошлого века (мемуаристов, пропагандистов различных лагерей, ученых разных направлений) принято было называть роспуск этого состава Думы «разгоном». Но о каком разгоне речь?

Банкетно-риторический звон
Нам, сегодняшним, весьма непросто судить о делах предков. Но известно, что без понимания прошлого нет будущего. Конечно, будущее наступит и без наших скромных усилий. Но станет ли оно желанным для нас? Вот и 2-я Дума. За ее созыв боролись все сознательные слои общества. Но в каких условиях и на каких условиях? Теперь слишком многим казалось, что, только свергнув монархию, Россия встанет на путь прогресса. Дело за одним – как ее, монархию, свергнуть.
Такое сознание накапливалось веками. И не столько в народе, сколько в интеллигенции, думающей и сострадающей части общества. Она по праву представляла интересы народа и разделяла все его заблуждения. Радищев и князь Щербатов, певец Империи и Свободы Пушкин и его старший друг Чаадаев. А там пошло-поехало. Задолго до «Бесов» Достоевского, в 1824 г., Пушкин заметил: «Давно уже девиз всякого русского есть чем хуже, тем лучше». Этим девизом руководствовались, на беду Отчизны, слишком многие, даже патриоты.
После крушения империи, в эмиграции, многие из деятелей столетней давности весьма трезво оценили эту ситуацию. Конечно, задним умом все мы крепки, но все же хоть так, чем упорствовать в ошибках. И осудили они не большевиков или меньшевиков, которые до 1917-го были ничтожны, а именно думские партии, претендовавшие на власть над умами.
«Ни у кого не было сомнений в том, что только общество, свергнув монархию, спасет Россию. Как иначе понять, как объяснить знаменитую фразу Милюкова: «Ничего не переменилось, война с правительством продолжается». И таких фраз было в свое время произнесено немало… «Какой легкомысленный, банкетно-риторический звон! А ведь и он выслушивался передовой интеллигенцией чуть ли не со слезами на глазах»,– это писал Федор Степун, публицист и писатель, во Временном правительстве на короткое время товарищ военного министра, то бишь Керенского.

Время разбрасывать камни
Это библейское выражение зачастую употребляется всуе. Но сто лет назад Россия, в первую очередь головка ее, занималась именно этим разбрасыванием краеугольных камней государства, искренне считая, что такое деяние – на благо русского гражданина.
Вспомним, какой горячкой сопровождался роспуск 1-й Думы в июле 1906 г. Выборгский манифест депутатов, не согласных с отставкой, Свеаборгское восстание на Балтийском флоте. Первая русская революция медленно, но верно сжигала устои государственности, считая, что борется с самодержавием. Но вместе с государственными устоями таяли моральные, общественные и прочие устои, каноны, столпы – да как угодно назовите. Потому что в жизни человека есть нечто, не поддающееся рациональному определению в слове. Слов не хватает. И вот на это безобразное, бесчувственное, мистическое и божественное и посягнула революция. В том числе в лице Государственной Думы. Потому что ее характер во всех созывах и составах был деструктивным.
Получилось так, что этой разрушительной стихии противостоял один Столыпин. Об этом сегодня известно немало, но бесспорно лишь одно: император был вял и слабохарактерен, его окружение не хотело понимать ситуацию, закоснело в бюрократизме и державном чванстве. На этом фоне лишь Петр Аркадьевич выглядел рыцарем без страха и упрека, он не укладывался в обычные рамки и особенно раздражал и реакционеров, и революционеров. Его яркие речи, не похожие на бормотание других министров, его дерзкие афоризмы – «Не запугаете!», «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия» – расходились в обществе, но, увы, не стали лозунгами эпохи. Время собирания камней было еще далеко.
А пока для разжигания разрушительной истерии годился любой предлог. Через несколько дней после открытия 2-й Думы, 2 марта, в Таврическом дворце, где она заседала, обрушился потолок. Хорошо, случилось это не в час заседаний, жертв не было. Но нашлись депутаты, которые объяснили происшествие «грубым презрением к народным представителям», что тут же подхватила падкая до сенсаций пресса. В общем, потолок, не ремонтировавшийся с дней первого хозяина дворца, светлейшего Потемкина, стал символом борьбы с правительством, со Столыпиным.
Между тем Столыпин предложил Думе весьма обстоятельную программу постепенного реформирования России. В ней не было ничего революционного, в ней все шло своим чередом. Нет, такая программа не устраивала Думу. Были, конечно, депутаты, оценившие грандиозность и стройность столыпинской программы. Но не они задавали тон на заседаниях.
Столыпин не только высоко оценивал состояние современной ему России («Еще 10–15 лет, и революционеры уже ничего в России не возьмут!»), он надеялся и на благоразумие настоящей Думы. Он признавался: «1-ю Думу трудно было разогнать, 2-ю – трудно сохранить». Столыпин встречался с некоторыми думцами (Струве, Маклаковым, Булгаковым) и от имени правительства приглашал их разделить власть. Но думцы отказывались – они боялись испортить свою репутацию в глазах революционно настроенной общественности.

По лезвию бритвы
Первая русская революция иссякла сама по себе, ее завершением считается именно роспуск 2-й Думы. Кажется, после нескольких лет национального унижения, обнищания – столько хозяйственных забот, столько нужно творческой энергии, общего согласия! А вот нет. Единого народа нет, общего Отечества нет, все разбежались по национальным, классовым, партийным и прочим сусекам. Один левый депутат в Госдуме заявляет, что «самодержавия в России больше не существует», другой рассуждает о нравственном авторитете его партии перед народом. Ничего не поняли, ничему не научились.
Наверняка в России того периода было немало достаточно светлых умов, понимающих, что и как надо делать. Даже в думских фракциях. Их и сегодня, через сто лет, можно назвать, но история не терпит сослагательного наклонения, а после драки кулаками не машут. Они, эти светлые головы, не имели ни особой власти, ни достаточного влияния на общество. История сохранила нам только одно достоверное имя – Петра Аркадьевича Столыпина. Именно он мотался между нерешительным императором, его закоснелым двором и злобной Думой, он не боялся презрительных кличек со стороны прессы и непрерывных покушений террористов. И он же понимал, что всякому терпению приходит конец.
Чашу терпения переполнили два факта: громкий и тихий. Тихий: у депутата Госдумы Озола при обыске нашли текст обращения солдат к социалистической фракции. Дело темное, Милюков в «Воспоминаниях» намекает, что это провокация. Впрочем, широкой огласки этот факт не имел.
А вот другой публичнее: «грубая» (по определению того же Милюкова) речь депутата А.Г. Зурабова. Вот как описал это Солженицын в «Красном Колесе»: «Шло утверждение очередного призыва в армию – вышел на трибуну тифлисец Зурабов и на хужейшем русском языке стал поносить русскую армию в общем виде, изгаляться над ее военными поражениями – что она всегда была бита, будет бита, а воевать прекрасно будет только против народа. И Дума шумно одобряла зурабовские оскорбления».
Столыпин слишком долго шел по лезвию бритвы, меж двух бездн – один. Дума давно болталась по обе стороны – в бездне. России она такая была не нужна. Через несколько месяцев Россия избрала очередную, 3-ю Думу.
Владимир НОСКОВ