Архив

№ 07-08 (121) - 2012 ТЕМА НОМЕРА: Кадровый ресурс России

"ВОЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК - ПРОТИВ ВОЙНЫ"

Удивительны порой человеческие судьбы. Мальчишка из глухой башкирской деревни, не знавший даже русского языка, но которого мать видела председателем колхоза. И боевой генерал со шрамами чеченской войны. Миротворец ООН. Герой России. Кандидат юридических наук. Три языка в совершенстве. Две академии за плечами. Комроты, комбат, комполка, комдив, военком области. Заместитель генерального директора «Военно-промышленной компании». Мастер спорта, председатель Рязанской областной федерации греко-римской борьбы. Около 800 парашютных прыжков. Риф Загитович Гизатулин. Сергей Загитович Тулин. И всё это один человек.
Мы встретились с ним в канун Дня ВДВ и преддверии его 55-летия. Он говорил о празднике, который перенесли на ВВЦ. «А как же купание в фонтане ЦПКиО?» – спросила я. «ВДВэшник …фонтан найдет!» – засмеялся Тулин.

В начале нашей встречи Сергей Загитович поведал:

– Несколько лет назад я приехал в Рязань, в родное десантное училище. Около управления стояли четыре суворовца, в форме, красивые такие. Я им сказал, что набора нет, и они чуть не заплакали: «Помогите, товарищ генерал. Мы приехали, подготовились…» Я посоветовал пойти в любой вуз, а через год перевестись. До сих пор жалею, что фамилии их не записал. Узнать бы их судьбы. Я многим помогал, в том числе и нашим деревенским, найти свой путь.

– Когда читала вашу биографию, удивлялась: будто за одну жизнь прожито девять. Как вам все удавалось?

– По-­другому не могу. Все надо сделать, везде успеть. Вот сегодня надо к замминистру обороны, контракт никак не можем подписать. Нас в семье было восемь. Мама меня звала Огонь, а ее родной брат – районный учитель, знавший три языка, имевший три высших образования, – когда приезжал в нашу деревню из 27 дворов, называл меня «мой генерал». Так и сложилось…

– Судьбу притянул, путь обозначил: от суворовца до генерала.

– Наверное. В деревне была только начальная школа: деревянный домик из 2 комнат. В одной – 1­2 класс, в другой – 3­4­й. Учили на татарском. Потом учился в райцентре за 30 км в русской школе. В суворовское училище «позвал» фильм «Офицеры». Посмотрел – и всё! Загорелось! Мне бы хотелось, чтобы у нынешних ребят было такое рвение, горение. Чтобы ты нашел свое, единственное, будь то педагогика, медицина или военная стезя. Только тогда выйдет настоящий профессионал. Из­за болезни в училище опоздал. Рвался к генералу, начальнику Казанского суворовского военного училища Герою Советского Союза генералу Горбунову. Если бы допустили, я бы пробился в суворовское. Поступил через год. И начало всему, и заслуга – СВУ. До него я жил в интернате 2 года – в одной комнате 18 человек. Тяжело. Я очень благодарен Казанскому суворовскому, всем его педагогам, ушедшим из жизни и ныне здравствующим. Началом своего пути я считаю деревенскую жизнь со всеми прелестями (за скотиной ходить, косить), суровую школу интерната (там страшно было)… Суворовское училище было раем: четырехразовое питание, распорядок, постель белая, физподготовка. Там я (единственный!) сделал три прыжка (первый – в самоволке). Так что при поступлении в десантное училище это сыграло свою роль. В училище стал мастером спорта по многоборью, что помогло перенести ранения и операции. И еще одно – на 4 курсе я удачно женился. Мы оба из деревни, из простых семей. Она в мединституте училась, стала кандидатом наук, полковником медицинской службы.
Затем – гарнизоны и гарнизоны… Я был самым молодым комбатом. Помню полевой выход в учебный центр Беличи – 30 км. Построил батальон в походную колонну – и за мной 30 км. Офицеры, наверное, матернулись: этот замучает нас. А через месяц подружились, у нас стал лучший батальон. Мне комполка разрешил отпусками поощрять солдат – и это комбату!
Мне настолько нравилось служить! Потом было счастье – академия Фрунзе. Замечательные времена! Мы жили в общежитии, порой детей оставляли у соседей, а сами посмотрели за эти годы все, что можно в Москве.
Должность, которая мне больше всего дала, – это командир парашютно­десантной роты и командир разведроты. Самая серьезная должность в армии. Ротный отвечает за все: за солдат, за портянки, за питание. От тебя вся жизнь солдата зависит. И еще командир полка – кэп, когда командовал 104­м гвардейским парашютно­десантным в Пскове. В полку жизнь началась серьезная: готовили к Чечне самым серьезным образом, было нелегко. Я каждую субботу тренировал батальон. Семья тогда перебралась ко мне, квартиру дали, дети в школу ходили, жена врачом в городе работала. Помню: я, не заезжая домой, камуфляж одел – и на аэродром. Через 4 часа мы уже в самолетах сидели. Красивое зрелище, когда ИЛ­76 попарно взлетают! К этому времени мой сводный батальон, с которым я отправился в Чечню, первым перевооружили на БМД­3. Но ужас был впереди: 30 ноября 1994. Я с первого дня в передовом отряде был. «Кто везет, на том и едут»…

– Но и с биографией вам везло.

– Наверное. Но тогда там было тяжело: командиров снимали, убитых много, перевернутая и изуродованная техника… Помню, как я с Игорем Уразаевым (потом стал Героем России) сидели на броне. И у нас на теле – слой льда. Бронежилеты я только 2 раза одевал, когда понял, что они не спасают, а порой и хуже делают. Но шрамы боевые есть. Ранения, госпиталя… Поймите, у меня было такое ощущение по первой Чечне после госпиталя, что я попрощался с жизнью.
Часто бывало: «твоя пуля» мимо пролетает, что­то взрывается в двух шагах. Герой России Пятницких погиб у меня на глазах. Недавно мы были на присвоении его имени танкеру. Были и его вдова, сыновья. Десантники им помогают, поддерживают. Я в Чечне и в судьбу поверил. И вот, ношу с собой постоянно – бабушка дала складень­иконку. Каждый во что­то должен верить.
...После госпиталя направили командовать сводным полком. 3 марта 2005 года опять улетел в Чечню. Аргунская операция, Гудермесская, после которой стал Героем России. Я не знаю, от чего это зависит. Но таких поворотов судьбы много было. Только один пример: с Ханкалы выдвинулись группировкой. Маршрут, карты были ­утверждены командованием. Моя разведка докладывала, что по этому маршруту боевики стягивают артиллерию, танки. Командование же утверждало, что все чисто. Маршрут я изменил, взял на себя ответственность. Пошли через рисовые поля БМД, 10 танков. Мне говорили, что танки не пройдут. И эти танкисты спасли мне полк. Или еще: остановились, чтобы передохнуть... Поздно вечером поставили палатку, я собрал офицеров. Был и начальник штаба Жигульский – легендарная личность, прошел Афганистан, был награжден орденом Красного Знамени. Мы часто встречаемся, иногда поднимаем рюмочку. Настоящий друг. А тогда мы сидели над картой, уточняли задачи. И вдруг он схватил меня в охапку и вылетел из палатки. Тут же разбежались остальные. Недалеко падает снаряд – палатка в клочья, мебель вдребезги. А у нас ни одного убитого или раненого. Судьба!
В мирное время служить очень трудно, но красивую службу мы проходили в ВДВ, пусть тяжелую, но достойную. У нас была полная внутренняя удовлетворенность. Жены гордились. На вой­не настолько чистые и крепкие были взаимоотношения. Там не было зависти и чванства. Что солдат, что генерал – родные люди. Безоговорочно приказы исполняют, если тебе верят. Вера такая была! Я настолько запомнил Чечню, это настоящее воинское братство. Конечно, лучше бы той войны не было, но если солдат до последнего патрона отстреливается (как перед Грозным было: двое суток отстреливались)... Воды нет, еды нет. Снег топили и пили эту воду. Был такой момент в Гудермесе, когда, казалось, все, конец. Тяжелейшие моменты. Такие, что я говорил одному комбату: достойно мы с тобой, Петрович, закончим жизнь. Всё будет посмертно! Но живыми остались!!! И после четырех изматывающих суток мы переместились в какой­то барак. После того как прозвучал мой доклад: «Товарищ командующий, боевая задача выполнена», в ответ: «Вы представлены к званию Героя Российской Федерации», я, выпив кружку коньячной эссенции, проснулся только через сутки.

– Вы были на трех войнах: две на своей земле, одна на чужой. Есть разница в ощущениях? Каково это – воевать на своей земле?

– Есть разница. Здесь постоянно мучает мысль: зачем? Когда мы дошли до Грозного, когда в окопах были, я настолько был уверен, что мы дальше не пойдем. Что будет какой­то ультиматум, политическое решение. Это было мое твердое внутреннее убеждение. И когда нам дали команду, я просто удивился. Когда на своей территории, это настолько сложно. А в Югославии – высочайшая ответственность за любое неправильное телодвижение или принятое решение. Я тогда был начальником штаба. Не было бытовых условий: домиков, душа. Это в конце появилось. Жили в палатках, из России привозили гречку и тушенку... Посты были вдоль зоны ответственности. С одной стороны – Хорватия, с другой – Сербия, а мы посередине. Ночами бойня. Но наша задача – остановить эту войну и нейтралитет соблюсти. Это сложно. И постоянно тот же вопрос: зачем? Спустя пять лет после моего увольнения я убедился в одном: военный человек абсолютно против войны. Хотя армия создана для войны. Нас учили в училищах и академиях именно воевать, но внутри я – против. Я настолько люблю мир, чтобы люди счастливо жили, детей растили… Насмотрелся на войнах человеческого горя. И Чечня всегда перед глазами, она и сейчас снится.

– Кем вы себя ощущаете: Рифом или Сергеем?

– Честно признаюсь: если бы я знал, что буду генералом, Героем Российской Федерации, я бы не сменил имя. И в чем­то хорошо, что мои родители не застали этого времени, умерли – они бы этого не простили. Перед отправкой в Юго­славию в главном управлении международного сотрудничества заявили, что с такой фамилией начальника штаба группировки быть не может. Вот тогда заменили имя и сократили фамилию. И там я настолько привык, что так и оставил. Тулиными стали и жена, и дети. Из родственников никто не упрекнул.

– Сейчас у молодежи непросто воспитывать чувство Родины. Причин тому много... Но у вас: дед прошел первую мировую, отец – вторую, вы – три вой­ны. А сын­то стезю вашу не выбрал.

– Сыну в свое время предложил пойти в суворовское. А он мне сказал: «Папа, если ты прикажешь, я пойду». И что я должен был делать? Я мог бы приказать, но «горения» не увидел. Но Денис отслужил в войсках, демобилизовался сержантом. Кстати, единственный с курса. Хотя ему друзья говорили: «У тебя папа генерал, ты, конечно, служить не будешь. А нам как быть?» И каждый нашел, как быть. Сегодня у Дениса два высших образования, старший лейтенант запаса. Первый его прыжок с парашютом мы делали вместе. А для меня это был 571­й. Что касается «научить родину любить», то я состою в Клубе Героев, в школах выступаем. Вот недавно был в своей школе, говорил с ребятами о жизни своей, о выборе пути. И вдруг почувствовал, что поколение другое и что­то не так. Я часто встречаюсь с молодежью. Она… заброшенная. Что­то пытаются сказать ветераны, а вот государственной системы воспитания, по сути, нет. ­Потому и бытует: «откосить» от службы, от работы…Слово «патриотизм» вслух произносить не обязательно: это чувство должно быть внутри.

– Реформа Вооруженных сил в нынешнем своем виде способна поднять статус человека военного и статус Отечества?

– Не знаю. Я владею обстановкой, часто по работе бываю в воинских частях, в уже реформированных Вооруженных силах, знаю состояние техники, моральный дух, постоянно беседую с командирами. Говорить об этом сложно. И обидно.

– Вы на своем нынешнем месте продолжаете Родину защищать?

– Я и сейчас работаю сутками, мотаюсь с завода на завод. БТР­90 – это лично моя заслуга. Новая техника была принята на вооружение за 32 дня. Я был руководителем проекта, руководителем департамента. После этой машины стал заместителем генерального директора ВПК. Перед принятием на вооружение надо было провести много испытаний, в том числе на плаву… Дело оказалось совсем нелегким. Но машина пошла! Так что на гражданке тоже тяжело: и решения надо принимать, и брать ответственность, и много трудиться, чтоб достойно показать себя. Мы все виды бронетранс­портеров разрабатываем, выпускаем, реализуем, сопровождаем. Работа хотя и трудна, но интересна. Подобрана отличная команда. Техника, которую мы выпускаем, идет как в Вооруженные силы, так и во все силовые структуры. Каждый год, бывая на парадах на Красной площади, радуюсь за нашу технику, нашу команду, наши заводы, нашу ВПК. Это наша техника выполняет боевую задачу по защите страны. Да и работают у нас в основном бывшие военные. Я в своем кругу, и в войсках постоянно бываю, словно не увольнялся... Так что службу я не закончил.

– А дома кто у вас командует – генерал или полковник?

– Полковник. Она со мной постоянно советутся, но «рулит» она. Все жены «рулят». Но у меня удачно.

– Будь ваша воля, что бы внесли в военную реформу?

– Правдивость, особенно снизу. Правдивые доклады наверх, вплоть до президента. И уже на основе этого принятие государственных решений. И больше ничего не надо.

Беседовала Людмила Дружинина