|
Архив
№ 07-08 (115) - 2011
ТЕМА НОМЕРА:
Транспорт России
|
|
ФОРМУЛА РОССИЙСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ
Пятый круглый стол «Диверсификация российской экономики» состоялся в сентябре 2010 г. Основным докладчиком стал президент Института национального проекта «Общественный договор», член Совета при Президенте России по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, доктор экономических наук, член правления Института современного развития, профессор Александр Александрович Аузан.
– Мой подход к теме практический. Это связано с тем, что последние три года мы много занимались стратегией модернизации. Я работал над документами, которые предоставлял ИНСОР президенту по стратегии модернизации, по модернизационному выбору... И еще в последние 2–3 года мы работали с Казахстаном, Азербайджаном и пришли к выводу, что действуют факторы, не дающие одинаковых рецептов. Дело не в уровне развития страны, а в наличии разных структур – неформальных сетей, институтов и т.д. Во-первых, существуют количественно доказуемые связки менталитета и экономического развития. Во-вторых, модернизация – проблема, а не задача, и она имеет решения, но они не так легко тиражируются от страны к стране. В-третьих, мы попробовали увидеть статистически измеримые связи. Обнаружены два типа зависимости. Выяснилось, что наиболее важны показатели качества институциональной среды. Низкое качество институтов – прирост доверия очень сильно сказывается на экономическом росте. Высокое качество – рост доверия ничего не дает. Согласен с тезисом Кара-Мурзы, что ментальные характеристики являются продуктом длительного развития, на них можно воздействовать, они определенным образом меняются, моделируются. И лидеры в состоянии их сильно менять. За последние 20 лет произошло колоссальное разрастание сферы услуг. Продвижение модернизации по России – когда торговые сети и мобильные телефоны прошли областные города и движутся к районным. Происходит модернизация потребительская. A интеллектуальныe и управленческиe профессии выдавливаются. Пока у нас устойчиво высокая дистанция власти, модернизация может успешно продвигаться как потребительская. Но модернизация на нынешних этапах вряд ли может сделать что-нибудь в области постиндустриальной. Еще момент: коллективизм или индивидуализм? Сейчас, при высоких показателях индивидуализма, есть и будут проблемы с крупными промышленными проектами. Мы не будем получать серьезной экономии, например, в машиностроении, потому что ценность стандарта или закона близка к нулю. А стандарт и закон – близнецы-братья. Либо вы признаете какое-то правило, либо нет. Модернизацию надо направлять на малый бизнес в гораздо большей степени, потому что он способен решать задачи на основе креативности. Важно наличие долгих горизонтов, причем в любых группах населения и элит есть люди, которые могут выступать субъектами спроса на модернизацию.
Владимир Пызин, руководитель Института проблем политического управления:
– Насколько я понимаю, ваши исследования и выводы могут служить глубоким объяснением отсутствия всякой перспективы у нынешнего курса правительства на модернизацию. Я, может быть, радикально говорю, но думаю, что когда в очередной раз модернизация не получится, ничего лучшего, чем ваши аргументы, не найти. Скажите: каков все-таки ваш взгляд на перспективу в данной ситуации?
Александр Аузан:
– Мне нелегко отвечать, потому что первые варианты модернизации мы представили Д. Медведеву за 10 дней до его президентства. Мне поручили сделать доклад из четырех тезисов – как должна делаться модернизация. Вот «Четыре И» и выражали смысл. Но тезисы также объясняли, что при блокировке модернизации нужно искать группы интересов, которые влияют, имеют спрос на модернизацию, формировать коалицию, идти на компенсационные сделки с влиятельными группами, которые не заинтересованы в модернизации.
Павел Лунгин:
– У меня принципиальный вопрос. Насколько я понял, компенсационный договор с группами, не заинтересованными в модернизации, необходимо заключать с институтами власти и силовиками. Какие же они могут иметь компенсации, если они и так все имеют?
Александр Аузан:
– У них нет гарантии, что не придут третьи. Кроме того, как только их капиталы не умещаются в масштабах страны, они входят в транснациональные сети и сразу оказываются мелкими игроками по целому ряду причин. В частности, потому что «чиновникам при крупной собственности» говорят: мы верим утверждениям, что это ваше, но поскольку доказать это не можете, то сразу дискаунт 40%, и после этого начинаем разговор. Есть ряд такого рода рисков.
Владимир Громковский, руководитель совета директоров группы компаний «Финематика», эксперт по привлечению инвестиций:
– Я занимаюсь инвестиционными проектами и постоянно сталкиваюсь с проблемой модернизации. Вижу людей, которые зарабатывают что-то и хотят внедрить или думают, что хотят. Многие предприятия просто не умеют работать, им никто не рассказал про эти стандарты. И как только ставишь управление, начинают нормально работать.
Василий Симчера, директор НИИ проблем социально-экономической статистики, доктор экономических наук:
– Наше слабое звено – статистика. Врут напропалую. Вот Надеждин говорит, что у нас $3 трлн ВВП. Это будет лет через тридцать, если дела пойдут в ту сторону, в какую бы хотели, а не противоположную. Наш ВВП со всеми накрутками – $1,3 трлн, на 100 млрд понизился в прошлом году. И в ВВП материального продукта не хватает даже на 40%. Менталитет либо есть, либо его нет. Это как деньги или талант. Мы обладаем корневой основой, на почве которой можно выстраивать рост, двигаться вперед, а не врать, что движемся. Если мы говорим, что есть ментальные и нементальные страны, тогда вычленяем фактор ментальности как некоторое явление, поддающееся измерению, говорим о совокупности факторов и феномене, который может играть роль экономикообразующего. Если этого нет, встраивайте фактор менталитета в общую систему факторов экономического роста, придайте соответствующую оценку, выстраивайте зависимость роста этого фактора с другими, стройте многофункциональную модель. Вот тогда можно что-то вразумительное сформулировать. Надо добиваться, чтобы это стало фактором экономической, а далее государственной политики. Нравственность, менталитет, культура появляются либо потому, что душа возвысилась, либо потому, что существуют законы, при которых врать опасно. У нас ни того, ни другого нет.
Виктор Бирюков, член правления РСПП:
– Мы «внизу» действительно занимаемся делом. Первый момент. Тезисы, выдвинутые докладчиком, и в стране, и в моей профессии, имеют место. Это высокая индивидуальность, и не только мелкого производителя, частника, но и людей, которые достигли результатов, имеют заводы, огромное количество земли, фабрики, предприятия. Могу подтвердить, что сложно договариваться, идти в какую-то кооперацию, чтобы сэкономить деньги, ресурсы, достигать высокой эффективности за счет синергетического эффекта. Второй момент. Нужно учитывать региональный фактор. В компактных странах он может не играть роли, но у нас его значение оказывается решающим. В Забайкальском крае мы совместно с правительством реализуем проект по разведению крупного рогатого скота. Речь об огромных территориях, граничащих с Китаем. Здесь совпадают интересы многих групп, в том числе власти. Нужно эти границы закрывать, помогать данному бизнесу, создавать условия, в которых люди увидят перспективу. Модернизация скотоводства – вопрос и национальной безопасности. В успехе заинтересованы и наши мясопереработчики, которые вынуждены значительную часть говядины импортировать. Третий момент. Население растет, и скоро достигнет 9 млрд. Между тем конкурентное преимущество России – в наличии большого резерва сельхозугодий. Вот почему важнейшее направление модернизации – превращение России в крупнейшего экспортера продуктов питания.
Павел Лунгин, народный артист России:
– Россия, в которой мы живем, практически не меняется со времени Ивана Грозного. Мы крутимся на уровне средневекового отношения к земле, деньгам, труду. Знаменитая судебная реформа царя сводилась к фразе: «Судите по справедливости, чтобы опричник всегда был прав». И до сих пор жива идея двоемыслия, двоезакония, есть две правды, даже два Бога: власти, и добрый Христос простых людей. И сейчас та же борьба экономики, основанной на опричнине, и экономики, которая пытается поднять голову, основанной на развитии научно-технического прогресса. Большая опасность – когда опричная экономика наденет на себя личину истинной модернизации. И еще: российский коллективизм – обманка. Любая тоталитарная власть очень удобна для населения, потому что полностью снимает с человека ответственность. Демократическое общество чем-то, но ограничивает. Это сознательное ограничение желаний во имя общественных. Анализ общества показывает ужасно противоречивые и сложные вещи.
Сергей Смирнов, заместитель проректора ВШЭ, директор Института социальной политики и социально-экономических программ, доктор экономических наук:
– Почему-то речь только о модернизации, которая идет сверху. Но значительный импульс модернизации лежит на региональных communities. Взять тот же АвтоВАЗ. Что лучше: консервировать беду с производством, ориентированную на уровень доходов большинства населения, или все-таки поддерживать некрупный бизнес... Собиралась же в свое время очень востребованная машина «Нива». Но сколько туда ни накачивай, качество только ухудшается. Или «Сапсан», из-за которого отменили электрички и население лишили социальной инфраструктуры. Предлагалось государственно-частное партнерство: построим мост и будем брать 10 руб. за проезд. Но одно дело в Твери построить, а другое дело в каком-нибудь «дремучем» месте. О какой эффективности идет речь? И без помощи государства этого мы никогда не сделаем.
Наталия Карпова, директор Института международного бизнеса ВШЭ:
– Меня взволновал комментарий Павла Лунгина. Мы веками живем в условиях двоемыслия, борьбы разумной, рациональной и уважительной к человеку модели развития, с одной стороны, и варварской, уничижительной, с другой. Отсюда и система ценностей формируется и живет в двух непересекающихся потоках. И мы существуем в этом противоречии систем, от которого страдает та нравственная или стремящаяся к нравственности прослойка населения, которая пытается осмыслить ситуацию и противостоять ей. Это способ мучительного выживания, когда позитивные изменения идут не благодаря, а вопреки, ценой невероятного перерасхода человеческого ресурса. Занимаясь проблемами международного бизнеса, наблюдаю, как мы транслируем эту двойственность и противоречия на связи с Западом. Семнадцать лет говорим, что хотим вступить в ВТО, а делаем все, чтобы не вступать: вроде нас туда активно не пускают. Почти двадцать пять лет говорим, что хотим привлекать иностранные инвестиции, но делаем крайне мало для этого. Иногда просто стараемся инвесторов не пускать, пугая, что иностранный инвестор что-то у нас захватит и национального производителя поставит «на колени». При этом весьма недалекие по мировым управленческим стандартам директора давно зарегистрировали фирмы за рубежом и паразитируют на своей позиции «национального производителя». Эта позиция позволяет «доить» и государство в качестве источника субсидий и дешевых кредитов, и сотрудников, которым, ссылаясь на рыночные трудности, могут недоплачивать, и иностранных партнеров, которые обеспечивают им всевозможные откаты. При этом международные компании пребывают у нас в статусе буржуев, нагрянувших поживиться. А они, пока мы тут пути развития нащупываем, построили заводы, оборудование поставили, дали людям работу, условия труда, зарплату, насыщают рынок товарами, ведут социальные программы, платят налоги. В России около 40 тыс. иностранных фирм, порядка 400 имеют развитый бизнес в реальном секторе экономики. Крупнейшие имеют до пятнадцати заводов не только в Москве и Питере, но и в регионах. Само их присутствие – уже фактор роста культуры менеджмента, качества жизни. Но когда они пытаются развивать свой бизнес, встречают настороженность и препятствия на фоне «все более действенных стратегий привлечения иностранных инвестиций». Мы не только сами живем в двойной системе, мы ее вместе с «правилами игры» навязываем миру через систему интернационализации-глобализации... И еще относительно индивидуализма. Как нормальному человеку в раздвоенной системе ценностей существовать? Это попытка выживания, когда внешне должен играть по одним правилам, а думать и чувствовать – по другим. Это неудобно, коли ты порядочный человек. Система ценностей транслируется прежде всего лидером. Он ее задает, окружает себя опричниками или, если хотите, единомышленниками, которые распространяют ниже по иерархии его систему ценностей. Часто довольно жестко. Поэтому к лидерам чрезвычайное должно быть внимание... Особенно у нас.
Александр Неклесса, заместитель генерального директора Института экономических стратегий при РАН, профессор:
– Возникло три темы: менталитета, модернизации и проблематизации. Слишком часто рассуждения сводятся к констатации. Для меня проблематизация и констатация – некоторая оппозиция. Констатация – бессмысленная вещь, если не сопровождается проблематизацией. Модернизация – слово неудачное, прикрывающее другие реалии. Была естественная, органичная западноевропейская модернизация. Была искусственная, усеченная модернизация во второй половине ХХ в. применительно к колониальному миру, а особенно к постколониальному процессу перехода. Тогда возникла технологическая модернизация, которая выдвинула на передний план понятие «техническая» и отодвинула понятие «культурная». Еще одно понятие – инновации. Они имеют четкое значение – улучшения, которые воздействуют на систему. Если они остаются на уровне изобретений, пожеланий и т.д., они не являются инновациями. То есть если инновации не востребованы средой, то они уходят туда, где востребованы. О чем реально должна идти речь относительно России? Это культурная и социальная реабилитация, потому что это колоссальная культурная катастрофа. Когда человек воспринимает страну как государство, он говорит об аппарате управления. Если приглядеться к этимологии понятия «государство», это не гражданское понятие, это понятие сословное. Человек рассуждает как подданный, а не как гражданин. Но для меня страна – не территория, а люди. А у нас огромное количество эмигрантов. Россия в настоящий момент потеряла свою не только культурную, но и социальную идентичность.
Вардан Багдасарян, заведующий кафедрой истории и политологии Российского государственного университета туризма и сервиса, профессор:
– Модернизация – цель или средство? Уже один раз наступили на грабли перестройки. Перестройка – средство, но она была превращена в цель, и в результате Союза не стало. Сейчас существуют в общественном сознании социалистическая, либеральная, консервативная модернизации. Национальный менталитет и модернизация – что выше? Модернизация ради национальной идентичности или наоборот? Если ставим на первое место народ и цивилизационную идентичность, может быть, и модернизация не нужна? Или нужна традиционализация, восстановление цивилизационных потенциалов? Под модернизацией понимается развитие вообще. Мне видятся три методологических подхода. Первая модель: переносим западный опыт, и ни о каком национальном менталитете и речи не должно быть. Вторая: выбор альтернатив – социализм, капитализм и пр. Третья: если признаем значимость национального менталитета, через самоидентификацию строим собственную модель модернизации.
|