Архив

№ 07-08 (115) - 2011 ТЕМА НОМЕРА: Транспорт России

ЭКОНОМИКА И РУССКАЯ ДУША

Мы продолжаем публикацию материалов круглых столов «Диверсификация российской экономики», которые проводили в 2010 г. журнал «Наша власть: дела и лица» и Фонд Виктора Бирюкова. В прошлом номере были опубликованы материалы первых трех круглых столов, а сегодня – двух последующих.
Четвертый круглый стол прошел 23.06.2010 г. в Вольном экономическом обществе.
Тема: «Экономика и русская душа». С основным докладом выступил культуролог, философ, политолог, профессор, главный научный сотрудник Института социально-политических исследований Российской академии наук, давний друг и автор журнала «Наша власть: дела и лица» Сергей Георгиевич Кара-Мурза.

– Остановлюсь на терминах «российский менталитет», «модернизация», «инновации». Менталитет надо понимать как совокупность и мировоззренческих установок, и тип рациональности, то есть определенного мышления в обществе, и шкалы нравственных ценностей. Российское общество – это сложная система. Никакого общего менталитета сейчас нет, тем более что мы переживаем смуту, когда все находятся в поиске и пересматривают многие вещи, в частности, болезненно переживают кризис рационального сознания. Речь о менталитете той общности, которая ассоциирует себя с бизнесом. А модернизация и инновации – это части хозяйства как целого.
Выдвину два постулата. Первый. Любое хозяйство стоит на фундаментальных нравственных и рациональных основаниях, а шире – на определенном мировоззрении. Оно не может быть просто, как купленная иномарка, перемещено на наши дороги. Хозяйство – большая инерционная система, которая выросла на нашей площади, со всеми ее дефектами и красотами. Второй. Хозяйство – часть национальной культуры, и оно сильно пропитано этничностью, особыми установками и специфической частью культуры. Любой народ существует при балансе устойчивости и подвижности всей системы этнических связей и мировоззренческих элементов этой матрицы. Любая инновация должна гарантировать воспроизводство этноса, национальной культуры. Поэтому инновационная деятельность и модернизация, тем более та, которая несет в себе имплантацию на национальной почве предприятий и институтов Запада, – части хозяйства, связанные с очень деликатными моментами.
Создание института частного предпринимательства в России в 90-е нарушило оба постулата. Как предполагалось, на какой-то исторический переходный период отключили нравственные ограничения и исключили проблему традиций национальной культуры, вырвали эту свою программу из системы этнических связей. В результате наше предпринимательство пережило тяжелую родовую травму: номенклатура, которая «принимала роды», щипцами повредила прежде всего голову, ну и некоторые органы. Уже то, что сейчас у нас тщательно и с напором внедряется понятие «российский бизнес», подтверждает этот тезис. Говорят: бизнес – и ничего личного. Но что значит «ничего личного»? Никаких личных нравственных обязательств.
В католической части Европы скажут «эмпресарио» (предприниматель), а не «бизнесмен». Потому что предпринимательство – всегда созидание. Предприятие – вещь, тесно переплетенная и с национальной, и с социальной ответственностью. А с другой стороны, было введено понятие, которое претендовало даже на то, что бизнес-сообщество станет новым народом. Кто такие «новые русские»? Это тот небольшой новый народ, который собирались создать, чтобы он стал демосом. Вот будет у нас демократия, нужен демос, примерно 10% населения. Остальные – охлос.
Вообще говоря, бизнес – это формационный термин, потому что предпринимательство существовало всегда и предполагает духовно-нравственный проект, а не только экономический. И это легитимизирует предпринимательство в национальном, массовом сознании и через успех экономический, и через успех духовный. Без одной части не достигается легитимности. А без легитимности невозможно ждать успеха, тем более долговременного.
Сейчас главное – понять, что надо менять, какие для этого потребуются усилия и программы. Ведь в 90-е годы ставилась задача разрушения существующей системы, прежде всего экономической. И на первых порах предпринимательство выполняло чуждую для него функцию разрушения. Путин вспомнил в одном из посланий 90-е как период разрушения, сноса старого здания. Мы тогда потеряли половину экономического потенциала. Ясно, что это родовая травма, которую надо как-то лечить. Как рекрутировать людей в предпринимательство? Это было встречено с опаской, но в то же время с надеждой в массовом сознании. Многие были одержимы духом предпринимательства, хотели созидательной работы вне иерархии государственных предприятий и учреждений. Но рекрутирование пошло не так, как ожидалось. Во-первых, это был процесс номенклатурный. Во-вторых, довольно быстро в него привлекли теневые и даже преступные силы, которые во время перестройки окрепли. И вот результат: предпринимательство не завоевало легитимности в массовом сознании как национальная и социальная конструктивные силы.
Необходимо это состояние выправлять, потому что не только модернизация, но и производство в стране невозможно без того, чтобы этот культурно-исторический тип не был интегрирован легитимно в хозяйственную, структурную и прочие национальные сети. Необходимо научное исследование того, что произошло за 20 лет, и на основании этого – выработка программы. Само это не рассосется. Необходима программа действий и создание организационной базы, чтобы реализовать программу, которая бы создала основания для легитимации. Если этого не будет, то нынешняя ситуация приведет к холодной гражданской войне, которая у нас тлеет – и не из-за собственности, а из-за духовно-нравственных расколов и противоречий.

Евгений Сатановский, президент Института Ближнего Востока:

– У меня несколько иной взгляд. Говоря о бизнесе и экономике, я считаю, что Россия построила потребительский рынок, которого не было, в том числе и в провинции, построила инфраструктуру, которой не было, включая финансовую, кредитную систему, без которой никакой экономики не бывает. И интегрирование в окружающий мир – это великая вещь, которой мы, наконец, добились впервые с революционных времен. Мне кажется, что у нас есть большой комплекс неполноценности российских элитных групп, которых в Америке и Англии называют «болтающие классы» и к которым я частично тоже принадлежу. Сегодня существует жесткое противопоставление действующего бизнеса действующим чиновникам. Потому что, если посмотреть на номенклатуру миллиардеров – на настоящую номенклатуру, а не на списки «Форбс», – на тех, кто живет в Лондоне и какие там особняки, – вы увидите огромное количество армейской, таможенной, партийной элит и кого угодно, у кого денег, по идее, быть не должно. У нас во власть врос криминал. Вспомним, под какими лозунгами в 2000-е шла нынешняя питерская элита – убрать криминал из власти. И в этом плане мы эволюционируем в нормальное, более или менее экономическое русло, в том числе и в рамках демократии.

Евгений Стеблов, народный артист России:

– Сатановский говорил очень агрессивно, значит, у него в душе покоя-то нет. Пока не будет покоя в душе, ничего построить нельзя. Нельзя построить общество для друзей и хорошей компании. Это все иллюзии. Понимаете, есть два вектора движения: или вверх, или вниз. Или человек идет к Богу, или... У нас страна многонациональная, но все-таки зачата она как православное государство. А зло всегда побеждает только временно, потому что агрессивным путем можно добиться очень быстро каких-то результатов, но долгосрочных – никогда. И люди, которые думают, что сначала будут экономикой заниматься, потом искусством, потом науками – ничем они не будут заниматься! Они окажутся в культурной помойке, в которой мы уже в какой-то степени оказались. Нам самим надо меняться, вот что главное. Кажется, что это очень трудно, а на самом деле просто надо дисциплинировать свое сознание. Без нравственного решения нравственной проблемы ничего ни в какой стране не решится.

Александр Чуев, экс-депутат Госдумы, советник председателя Совета Федерации:

– Государственная политика у нас заменилась понятием эффективного менеджмента. Понятий «бизнес» и «предпринимательство» в естественном их виде у нас, на мой взгляд, не существует. Почти каждый наш крупный предприниматель либо воспользовался или пользуется государственной собственностью, либо он сидит на подпитке из госбюджета: даже самые приличные, надежные люди, строители, дорожники и т.д., сидят на госбюджете. Либо предприниматель использует государственные ресурсы иным образом – недра, природные ресурсы и т.д. Безусловно, есть средние и мелкие предприниматели, которые стараются выжить. Но они на сегодняшний день вторичны, к сожалению, а не первичны, и в том числе в политике государства. Например, малый бизнес, который составляет основу экономики, частного сектора во многих развитых странах, у нас едва выживает. Созданы условия удивительные, когда честному человеку, который думает о душе, работать предпринимателем крайне плохо и неудобно. А иногда просто невозможно. Вся система подвигает его к тому, чтобы он стал нечестным, стал воровать, обманывать, потому что таковы законы. Я бы сказал, у нас существует не системное законодательство, а законодательная какофония. Сегодня государственного мышления почти ни у кого нет. Государство как Родина, как цельный организм никого почти не волнует.

Игорь Яковенко, профессор кафедры истории и теории культуры РГГУ:

– Ментальность – устойчивая характеристика: это то, как мыслит большая часть людей. Она представлена в одной голове сильнее, в другой – слабее, это зависит от микросреды формирования человека, но она существует. Поэтому тема эта заслуживает серьезного разговора. На самом деле в России живет два народа, два больших блока общества. Люди разделяются по генерациям, по уровню образования и по проживанию в центре, «миллионниках», на периферии. Один народ принимает бизнес – участвует или не участвует. Другой – не принимает. Идет смена генераций, просто модернизация, и этот процесс связан только со временем. Другое дело, что качество нашего бизнеса и государственного управления вызывают массу проблем. Если говорить о стратегических проблемах России, то проблема самая важная в том, что управляющая элита – чиновники, крупный бизнес, сращенный с властью, – полностью утратила стратегическое видение. Люди живут в тактическом горизонте. Теперь о модернизации. Это слово сейчас стало чистым иероглифом, никто не разбирается, как она устроена. Но модернизация – конкретный процесс. На входе в модернизацию имеется общество либо имманентно статичное, стабильное, либо экстенсивное по своей внутренней природе. А на выходе из модернизации общество всегда имманентно динамичное. Если говорить о событиях 20-летней давности, ничего другого получиться не могло. Общество не признавало частной собственности и видело в предпринимателях преступников, нарушителей уравнительной психологии. Сегодня братков 90-х мы уже с вами не видим. Идет эволюция! В этой ситуации нет ничего удивительного, она вполне понятная. И если в стране собственность нелегитимна, люди переводят деньги на Кайманы. На их месте я делал бы то же самое. А если бы здесь была легитимность, у меня была бы надежность. Перемены незаметно, но накапливаются. Нам надо думать о стратегических перспективах, а они очень сложные. У нас действительно о будущем никто не думает и на будущее не работает. Нет системы образования, есть сознательная политика обыдления...

Сергей Черняховский, доктор политических наук, профессор РГГУ:

– Я считаю, что русская ментальность (при всей разности ментальностей социальных групп) – нечто общее, к чему предрасположена культура, социокультура. Причем определяется это не сугубо духовными или религиозными факторами, а глубже. Она возникла раньше, чем в России утвердилась православная религия. Это было связано со становлением еще старославянской жизни и культуры. И в этом отношении вся русская культура была создана как своего рода перерабатывающая – то есть не та, которая добывала изначальную эту породу, как в более старых цивилизациях, а как культура, которая брала это у других народов и выводила на принципиально иной уровень. Примеров немало. При внутренней ориентации на поиск истины, рождались три характеристики – эгалитарность, радикализм и определенное мессианство. Русские культура и сознание не могут жить, не ощущая, что они несут открытие некоей истины миру. Самоидентификация выстроена на смысловых характеристиках, а не на более частных. Вообще России на всех этапах свойственно рвануться, что-нибудь выстроить, чего никто нигде не видел, и лечь спать. Потом проснуться с мыслью «почему нас опять обогнали?» и опять куда-то рваться. Это всегда требует некоторой сакрализации... У нас под модернизацией понимается любое осовременивание, условно говоря, новаторство. То, что провозглашает в идеале власть, это не модернизация, это – технологический прорыв. Ближе всего были слова Медведева о развитии. Вылилось это в модернизацию, потому что это давало возможность заболтать вопрос. Мы же сейчас пытаемся решить проблему, которую провалили 25 лет назад. И еще: не может быть все дозволено, и, по большому счету, человек отличается от животного тем, что у человека есть за что умирать, кроме биологического существования. Культура и цивилизация отличаются от дикости тем, что они есть система запретов. Вот когда ты знаешь, что существует такое, чего нельзя, тогда ты человек.

Геннадий Смирнов, заместитель председателя СТД России:

– Ошибка бизнеса сегодня в том, что он считает, что экономика все поставит на свои места, рынок все отрегулирует. Но роль культуры уникальна тем, что именно она только и может создавать не просто условия для жизни и выживания, но и такие эфемерные для некоторых понятия, как чувство собственного достоинства, без которого ничего невозможно. Если его нет, никакое развитие в принципе невозможно. Недооценка роли культуры со стороны и государства, и бизнеса приводит к тому, что у нас культивируют концепцию развития, свободную от культуры. А развитие, основанное на концепции бездушия, свободы от культуры, не приведет к ожидаемым результатам.

Сергей Пыхтин, представитель партии «Великая Россия»:

– Я не знаю в истории, по крайней мере, в новейшей, примера, когда бы элита экспериментировала с собственным государством, как у нас. Невозможно! Природа России – это особый, русский способ производства. Мы иначе развиваем экономику, потому что у нас другие материальные, религиозные и духовные условия развития. Мы должны не забывать, что в 1991–93 годах произошли два очень серьезных государственных переворота, в результате которых власть была узурпирована чиновничеством, отстранившим общество от власти, и сейчас власть в руках чиновничества, превратившегося в бюрократию, которая, собственно говоря, всем и управляет. Если бы она управляла во имя интересов нации, никто, может быть, и не возражал бы. Но происходит все наоборот, мы растворяемся в так называемом глобализме, мы не исповедуем ценности собственной цивилизации, мы даже стараемся исключить 9 Мая из системы праздников. Постепенно этого праздника может не быть, его сущность исчезает. Почему у нас считают, что чиновник – это власть? Я хотел бы подчеркнуть: чиновник не является властью в любом случае, чиновник – инструмент, орудие, но не власть. Как только он становится властью, получаем коррупцию, которая разъедает все и вся. А власть превращает чиновника в бюрократа.

Виктор Бирюков, член правления РСПП:

– Надо меняться самим, модернизироваться по собственному сценарию. Пора уважительно относиться к пространству, извлекать максимум пользы с каждого квадратного метра. «Экстенсивная» ментальность должна смениться «интенсивной» путем превращения России в общество знаний. Сделать подлинный шаг вперед можно, только предъявив миру новую Россию – Россию знаний. В этом качестве мы – пространственный и человеческий резерв планеты. Стать «народом знаний» – вот идея, которая привлечет и наших братьев по СССР.