Общероссийский ежемесячный журнал
политических и деловых кругов



Архив



№ 09-10 (110) - 2010

ТЕМА НОМЕРА:

ОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ СРЕДА В РОССИИ. МАГИСТРАЛИ РОССИИ


Формула российской модернизации


Пятый круглый стол в рамках дискуссии о российской экономике прошел 22 сентября в Москве по инициативе Фонда Виктора Бирюкова и при поддержке журнала «Наша власть: дела и лица». «Менталитет и экономика: национальная формула модернизации» – такова была тема круглого стола, хотя без «острых углов», как всегда, не обошлось.
По традиции вел заседание главный редактор «НВ» Александр Новиков. Докладчиком был президент Института национального проекта «Общественный договор», член Совета при Президенте России по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, член правления Института современного развития, доктор экономических наук, профессор Александр Аузан.



ДиверсификацияАлександр АУЗАН:

– Модернизация – это проблема, а не задача, и она имеет решения, но эти решения уникальны. Они не тиражируются от страны к стране.
Коллективистская культура в России, скорее всего, была способом воздействия на предельно индивидуалистическое поведение населения. Это воспроизводилось как политика тех или иных элит для того, чтобы создать определенные условия для целостности и развития. Сейчас, когда показатели индивидуализма очень высоки, есть большие проблемы с крупными промышленными проектами. И будут! Никакой серьезной экономии на масштабе мы не получим в крупном машиностроении, в автомобилестроении, потому что ценность стандарта или закона близка к нулю.
Бытует представление о том, что стоит купить какие-то технологии, каких-то менеджеров – и получим через 10–20 лет нужный результат. Не получим!
Я не против «Сколково», только это не модернизация. Это интересный технический проект, который большого значения для модернизации страны не будет иметь. «Сколково» – это опричнина, а для модернизации нужна земщина. Элитам нравится Меншиков, которому можно воровать только потому, что он предан царю. Максимум – ему по физиономии съездят и скажут: вот это верни до копейки! А следующее – возьмешь. Вот эти образы сейчас и господствуют над сознанием.
Нынешний курс не является модернизационным, он не имеет результата. Но курс «четырех И», если он будет реализован, результат даст.
Модернизация – это не экономический процесс. Это процесс социокультурный, хотя, если мы скажем, что культура – определяющая, то это будет так же неверно, как и то, что определяющее – технологии.

Василий СИМЧЕРА, директор НИИ проблем социально-экономической статистики, доктор экономических наук:

– В России нет однородной ментальности. Как мерить ментальность? Как мерить достаточно плохие зависимости между занятиями и ментальностью – это вещи одного порядка, которые дают результаты, в статистике называемые ложной корреляцией. Нельзя коррелировать части целого, коррелируют две разные совокупности.
Существует ли связь между техническим прогрессом и уровнем жизни? Прямая она или отрицательная? Цифрами, которыми теперь оперируют, можно и доказать, и опровергнуть одно и то же. Образование и производительность труда: существует ли там связь? Количество студентов и выпускников увеличилось за 20 лет в три раза, а производительность труда практически не выросла.
Пока нет нравственных измерений, о нравственности, менталитете, культуре говорить бесполезно. А у нас этих нравственных измерений нет. Они появляются либо потому, что душа возвысилась, либо потому, что существуют такие законы, при которых врать опасно. У нас нет ни того, ни другого. И надо думать, как из этой ловушки выбираться.

Павел ЛУНГИН, народный артист России, сценарист и кинорежиссер:

– Мы все время крутимся на уровне средневекового мышления и отношения к земле, деньгам, труду и т.д. До сих пор жива идея двоемыслия, двоезакония, все время есть две правды, даже два бога: бог государства, жестокий бог власти, и добрый Христос простых людей. Это двоемыслие и есть наш главный бич и в то же время способ выживания.
Идет борьба экономики, основанной на опричнине, и экономики, основанной на развитии научно-технического прогресса. Самая большая опасность – это когда «опричная» экономика наденет на себя личину истинной модернизации.
У нас происходит потребительская модернизация. Она – огромная опасность. Потому что человек, который пользуется мобильным телефоном, считает, что он истинно современный. Мобильный телефон подменяет культуру.
Что такое демократическое гуманистическое общество? Это сознательное ограничение своих желаний во имя общественных. У нас – наоборот, над нами есть железный кулак и власть. В России живут по принципу: не пойман – не вор, дело власти – ловить, а я буду жить как хочу.

Владимир ПЫЗИН, руководитель Института проблем политического управления:

– Очевидно, что система управления нерабочая, потому что групповые интересы управленцев федерального уровня и регионального уровня не соответствуют тем декларациям и новациям, которые исходят с самого верха. Не заинтересован чиновник, чтобы в России производилось большинство высокотехнологичных продуктов. Он живет на откаты от зарубежных корпораций.
Пока у нас будет такая система, при которой коррупция стала системным явлением, модернизации не будет. Надо менять систему формирования власти, устанавливать ротацию системы, вводить инструменты контроля.
На сегодняшний день и субъект, и объект борьбы с коррупцией совпадают. Чиновник борется с самим собой. И до тех пор, пока не будет подключено к этому процессу гражданское общество, пока не вызреют его институты, которые начнут осуществлять гражданский контроль, ничего не будет.

Сергей СМИРНОВ, заместитель проректора ВШЭ, директор Института социальной политики и социально-экономических программ, доктор экономических наук:

– Объявленная модернизация – это смена технологий, а менталитет остался где-то за рамками: давайте будем тянуть старые мощности, старые производства, старую структуру занятости с ее менталитетом, с ее безудержным пьянством на рабочих местах.
«Сапсан» – это модернизация или нет? Посмотрите на проблемы селений, которые прилегают справа и слева к железной дороге. В Нижнем Новгороде учли ошибки и местные электрички не отменяли. Но там проблема в том, что не были сделаны проходы под насыпью. И оказалось, что часть населения, которая имеет те же потребности, что и мы – в тушении пожаров, в медицинской помощи, – оказалась лишенной этой социальной инфраструктуры. На мой взгляд, роль государства в том, чтобы подобного не было. Государство – инструмент смягчения последствий модернизации. Потому что социальные последствия очень серьезны.

Наталья КАРПОВА, директор Института международного бизнеса ВШЭ:

– Мы существуем в противоречии двух ценностных систем, включая ту нравственную прослойку, которая пытается осмыслить ситуацию, но при этом постоянно раздираема неким сознанием того, что есть нравственно и как должно быть, чтобы это было эффективно и соответствовало системе. В результате веками мы живем фактически «вопреки» в рамках этой двойной системы.
Мы 17 лет говорим, что мы хотим вступить в ВТО, а по сути делаем все, чтобы туда не вступать. При этом говорим, что нас туда не пускают. Мы уже 25 лет говорим о том, что мы хотим привлекать иностранные инвестиции в Россию, и делаем все, чтобы зарубежных инвесторов сюда не пустить.
Мы не только сами живем в этой страшной двойной системе, мы ее навязываем миру через систему интернационализации-глобализации. Они уже поняли, как играть по нашим правилам. Они уже знают, что нет способа продавить у нас проект, иначе как заплатив.
Система ценностей, хотим мы этого или нет, транслируется от лидера. Если мы всякого лидера по-прежнему будем затаптывать, все кончается плачевно.

Александр НЕКЛЕССА, заместитель генерального директора Института экономических стратегий РАН, профессор:

– Модернизация – слово очень неудачное, которое прикрывает некоторые другие реалии. Что такое модернизация? Технологическая модернизация, которая выдвинула на передний план понятие «техническая» и несколько отодвинула понятие «культурная»?
Инновации – это улучшения, которые воздействуют на систему. Если они остаются на уровне изобретений и пожеланий, то они инновациями не являются.
У нас человек рассуждает как подданный, а не как гражданин России. А ведь в мире XXI века страна – это не территория, страна – это люди.
Россия в настоящий момент потеряла свою не только культурную, но и социальную идентичность: к какой, собственно, страте она относится? С одной стороны, стоит проблема социально-культурной реабилитации, с другой – проблема догоняющей модернизации.

Вардан БАГДАСАРЯН, заведующий кафедрой истории и политологии Российского государственного университета туризма и сервиса, доктор исторических наук, профессор:

– Карл Поланьи говорил, что экономические решения принимаются не из экономических соображений, а больше из соображений социологических, социальных, многих других. Похожие мысли и у Николая Бердяева: «Экономика относится к средствам, а не целям жизни. И когда ее делают целью жизни, то происходит деградация человека».
Мне кажется, происходит некое смешение. Модернизация – это цель или средство? Перестройка – это средство, но она была превращена в цель, и в результате Советского Союза не стало. Сталинская индустриализация – это модернизация или нет? Национальный менталитет и модернизация – что выше? Модернизация ради национальной идентичности? Или национальная идентичность ради модернизации? Если мы ставим на первое место народ и цивилизационную идентичность страны, может быть, и модернизация никакая не нужна?
Может быть, наоборот, нужна традиционализация, восстановление цивилизационных потенциалов? Поэтому, может быть, под модернизацией понимается развитие вообще.
Есть три методологических подхода к развитию. Первый: экстраполяция – переносим западный опыт, и ни о каком национальном менталитете речи не должно быть. Второй подход – это выбор альтернатив: социализм, капитализм и т.д. И третий (если мы все-таки признаем значимость национального менталитета) – это путь построения собственной модели модернизации через самоидентификацию.