Архив

№ 4 (106) - 2010 ТЕМА НОМЕРА: ВЕЛИКИЙ ПОДВИГ ВЕЛИКОГО НАРОДА

"НАД БЕЗДНОЙ"

Удивительное это поколение – победители. Для них словно не существует неразрешимых задач. Слушая однажды воспоминания фронтовика полковника в отставке Анатолия Александровича Рыбяна, не удержался и спросил его, а не слабо ли книгу написать обо всем этом. С того разговора прошел примерно год. И вот однажды во время очередной нашей встречи он протянул мне книгу. «Над Бездной» – крупно выделялось название. А на рисунке немецкий и русский офицер на краю обрыва пожимают друг другу руки. Я отказывался верить своим глазам. И где только силы нашел, как здоровья хватило выполнить такой труд?! Но осилил и рассказал о битве за Кавказ с пронзительной правдивостью, увлекательно. Получилось художественное произведение. Пройдя почти мальчишкой огненными верстами войны и зная не понаслышке о жесточайших боях, он предельно достоверно описывает, как дрались за родную землю, умирали бойцы и командиры Красной Армии. Он не окарикатуривает образы немецких солдат, показывает, что это были хорошо обученные, оснащенные всем необходимым жестокие враги. Так что победить их было вовсе не просто. Побеждали те, у кого сильнее воля, крепче характер, кто всем существом своим осознал, что бьется за правое дело… Сегодня в канун Победы мы публикуем небольшой отрывок из книги ветерана.

…С подходом атакующих к опорным пунктам немцев огонь открыла их артиллерия. Вспыхнули разрывы перед советскими воинами, застрочили пулеметы, открыли огонь автоматчики. И без того редкие цепи совсем поредели. Бойцы короткими перебежками некоторое время продвигались вперед, потом поползли в низком кустарнике, приблизились к открытому месту и остановились, вступив в перестрелку с противником. На направлении высоты 1006 в нескольких местах расстояние между бойцами и немецкими окопами не превышало пятидесяти метров. На высоте загорелась сухая трава. Появились полосы дыма.
Дальше других продвинулась четвертая рота. Командир роты – старший лейтенант Истомин – среднего роста, русоволосый крепыш с почерневшим от копоти решительным лицом и орденом Красной Звезды на груди лежит среди своих бойцов, за кучей камней. Пулемет противника изрыгает свинцовую смерть в каждого, кто пытается поднять голову.
– Что будем делать, командир? – спросил подползший к нему политрук Лебедев. – Нас здесь перестреляют.
Политрук был моложе командира. Его нахмуренное, почерневшее от гари лицо выражало крайнюю обеспокоенность, в карих глазах – решительность и упрямство, которое можно увидеть в минуту опасности только у сильного человека.
– Сволочи, артиллеристы, спрятали свои паршивые задницы в окопах. Им наплевать на то, что из нас здесь душу вытряхивают. Таку их мать! – не выдержал Истомин.
И как бы в ответ на его ругань, сзади раздался пушечный выстрел. Рядом с пулеметом разорвался снаряд. Второй снаряд точно попал в цель, и пулемет замолчал.
– В атаку, Иван! Поднимаем людей в атаку, пока немцы не опомнились.
Истомин и Лебедев вскакивают во весь рост.
– Рота в атаку, вперед! – кричит Истомин, взмахнув рукой с пистолетом.
Противник открыл бешеную стрельбу. Поднялись несколько человек, но рота почему-то медлит.
– Коммунисты, вперед! За Родину, за Сталина – вперед! – кричит Лебедев, насколько хватает голосовых связок.
Весь огонь направили немцы на поднявшихся командиров. Начали вставать коммунисты, поднялись захваченные их порывом бойцы, и рота бросилась грудью на пули. Над полем раздавалось: «Ура-а-а-а-а-а!».
Падают сраженные врагом бойцы. С пробитой головой валится на землю политрук Лебедев.
Пробегающий мимо солдат кричит во все горло:
– Братцы, политрука убило!
Бежит и стреляет в высунувшегося из окопа немца. Тот успевает выпустить очередь из автомата. Оба падают замертво.
Атакующие, с криками «Ура! Б…! ….вашу мать!», стреляя на ходу, добегают до немецких окопов, оставляя за собой павших, неподвижно, молча лежавших бойцов и стонущих, просящих помощи раненых. В окопах вспыхивает беспощадный скоротечный бой. Строчат автоматы, взрываются гранаты. То там, то здесь рукопашные схватки.
Истомин прыгает в окоп и стреляет в целившегося в него из автомата немца. Тот падает на спину и стреляет вверх.
Командира роты догоняет сержант Бесхлебный – невысокий, тоненький, гибкий с сухощавым побелевшим лицом и отчаянным блеском глаз. Он забегает вперед, раскидывает руки в стороны и останавливает командира.
– Не ваша работа простым бойцом воевать! Управляйте боем, а с немцами мы управимся сами.
– Гранату за угол окопа! – командует Истомин, мягко отстраняя сержанта.
Кто-то бросает гранату – взрыв, и трое бойцов впереди Истомина вбегают за поворот.
Двое немцев лежат неподвижно, третий – раненый, стреляет в бойцов. Строчат автоматные очереди. Немец уткнулся лицом в землю. Падает раненый красноармеец.
– Гранату! – командует Истомин, и снова граната летит за угол окопа. После взрыва сержант Бесхлебный стреляет за поворот и бросается за угол. На земле лежит раненый немец. Отбросив в сторону автомат, он поднял руки.
– Нихт шиссен, их плен! – говорит он слабым голосом.
– Санитара! – кричит Истомин.
Трое красноармейцев, вскочив в окоп, увидели скрывавшегося за углом немца. Это был ефрейтор, высокий крепкий блондин с презрением смотревший на происходящее на войне. Ефрейтор тут же выставил ствол автомата и дал длинную очередь. Один боец падает смертельно раненный, двое отскакивают за угол.
– Сейчас бы гранату, а так его за углом не достанешь, – сказал высокий боец Муртазаев с черными отчаянными глазами.
Подбежал младший сержант Костенко – среднего роста русоволосый украинец.
– Чего стоите? Рота уже пошла вперед.
– Немец стреляет из-за угла. Гранат нет.
– Я тоже свои израсходовал. Прикройте меня, я попробую подобраться к нему ползком.
Красноармейцы стреляют, не позволяя немцу высунуть автомат. Костенко уже близко от поворота.
Немец тоже ложится на дно окопа и, выставив автомат, дает длинную очередь. Младший сержант дергается и затихает.
Муртазаев и Ромашов, не сговариваясь, бросаются вперед, забегают за угол и наблюдают, как немецкий ефрейтор пытается скрыться за другим поворотом окопа. Гремят выстрелы, немец падает. Он ранен в грудь, лежит на боку и с надеждой смотрит на русских.
– Не убивайте! У меня жена и двое детей! – говорит ефрейтор слабым голосом.
– Ах ты, сука, живой! – кричит не понявший его слов Муртазаев и стреляет в закрывшего глаза немца.
– Ты что делаешь, болван, – кричит Ромашов, подбирая немецкий автомат
– Прикажешь в ж… его целовать? Он нас не пожалеет!
Ромашов крикнул: «Славяне, за мной!» и бросился дальше, обозленный на Муртазаева.
Они пробегают несколько шагов и снова натыкаются на немца. Посредине окопа стоит, качаясь, раненный солдат. Лицо у него бледное, с выступившими капельками пота. В правой руке он держит автомат, направленный в землю.
– Руки вверх! Сдавайся, фриц! – прокричал Ромашов, направив на немца оружие.
Солдат посмотрел на него затуманенным взглядом. Превозмогая боль, он прохрипел:
– Фюрер приказал держать оборону, в плен не сдаваться. Прощай, Фани! Слава Германии!
Он медленно, через силу, начинает поднимать автомат.
– Е… я твоего фюрера! – кричит Ромашов и стреляет.
Немец медленно оседает на дно окопа.
Вокруг свистят пули, слышны разрывы гранат, а командир четвертой роты старший лейтенант Иван Истомин быстро идет по дну окопа и улыбается. Мимо него пробегают два красноармейца. Лица у них решительные. Они с удивлением смотрят на улыбающегося «батю», как называют его красноармейцы между собой.
– Считай, мы выиграли войну, – громко кричит ротный. – Бойцы в атаке перестали бояться немцев! Дерутся насмерть! Пускай они нас боятся!
Вдохновленный своим открытием, Истомин побежал туда, где еще раздавались выстрелы, твердо уверенный, что там он найдет тех, кто ему нужен.
Командир взвода лейтенант Карл Циммер – высокий, худощавый блондин с решительным выражением почерневшего от копоти лица, награжденный Рыцарским Крестом, наблюдавший с НП, как русские врываются в окопы, занимаемые его взводом, хмуро посмотрел на двух находившихся рядом солдат.
– Все! Нам здесь больше делать нечего. Взять оружие – и за мной в передние окопы. Там сейчас каждый ствол на вес золота.
– Русских в пять раз больше! – напоминает высокий пожилой солдат с розовым шрамом на правой щеке.
– Когда нас было в пять раз больше, русские дрались, как сумасшедшие, – на бегу отвечает лейтенант, – хотя было и другое.
На углу окопа санитар перевязывает раненного в грудь солдата. Лицо у него бледное, глаза напряжены от боли.
– Господин лейтенант, не хочу в тыл. Стрелять еще могу.
– Стреляй, Фридрих! – крикнул на ходу лейтенант и выглянул из окопа. Прямо на него бежит русский боец. Циммер, не целясь, стреляет, и русский падает.
– Я с вами, солдаты! – кричит он. – Гранатами – огонь!
Услышав голос командира, солдаты приободрились, и в бегущих русских полетели две гранаты. Слева по их цепи ударил пулемет. Русские залегли.
– Ага, получили, иваны! – кричит какой-то солдат. – Бей их, не жалей патронов!
Непрерывная стрельба ведется с обеих сторон. Немецкий пулемет замолчал.
– Задавили пулеметчиков, гады, – воскликнул обер-ефрейтор Зульцер и тут же упал с пробитой грудью.
– Санитар! – закричал согнувшийся рядом солдат Вагнер.
– Санитар ему уже не поможет, – сказал молодой поседевший солдат Липман с изуродованным ожогами лицом и Железным Крестом на груди.
– Усилить огонь! – командует Циммер. Но его команду выполнить могут немногие.
Поднялся русский командир и громко что-то прокричал. Циммер и без перевода понял его слова. Он старается тщательно прицелиться в бегущего зигзагами командира, стреляет, но пули летят мимо. Снова стреляет. И снова – мимо. Русский исчезает в соседнем окопе. К нему в окоп спрыгивают два красноармейца. Пока они наводят винтовки на Циммера, он одним движением автомата посылает в них длинную очередь, и они падают.
Стрельба слышна со всех сторон. Циммер обращается к молодому солдату с напряженным побледневшим лицом.
– Курт, отойди назад, посмотри, не обходят ли нас русские?
– Трое русских ползут к нам, – слышит он голос Курта.
И тут же раздается автоматная очередь.
– Эрик, Дитрих, за мной, – командует Циммер.
Они подбегают к Курту.
– Одного я уложил, двое спрятались за камни, – показывает Курт.
Лейтенант осторожно выглядывает из окопа. Красноармейцев он не увидел, но тут же застрочил автомат.
Курт бросает гранату. Место, где лежали красноармейцы, после взрыва заволокло дымом. Сзади слышны взрывы гранат, стрельба, крики и ругань на немецком и русском языках.
– Укроемся за углом хода сообщения, – командует Циммер.
Не успевают они отойти, как в окоп заскакивают трое красноармейцев. Автоматы строчат с обеих сторон. Падает Дитрих – пуля попала ему в живот. Его оттаскивает за угол Эрик. Ранен в плечо Курт. Он скрывается за поворотом. Циммер дает длинную очередь в лежавших на дне окопа красноармейцев и тоже уходит за поворот.
В окопе у русских раздается хлопок. Прямо на Циммера летит граната, оставляя серый дымный след. Он инстинктивно ловит ее и бросает обратно. Она разрывается сразу же за углом, брызнув осколками в его сторону.
«Боже! Будь милостив!» – крестится Циммер.
Дитрих стонет.
– Эрик, забирай Дитриха и уходите с Куртом за следующий поворот. Я прикрою!
– Не теряй время, – тихо произнес Дитрих. – Мне живым отсюда не выбраться. Остается только умереть достойно. Положите меня за угол и дайте автомат. Я задержу русских. Может, уцелею. Они пленных не убивают.