Архив

№ 4 (106) - 2010 ТЕМА НОМЕРА: ВЕЛИКИЙ ПОДВИГ ВЕЛИКОГО НАРОДА

ЧУЙКОВИЯ

Рассказывают, что во время посещения Наполеоном салона госпожи де Сталь хозяйка спросила: «Ваше Величество, которая из француженок, по Вашему мнению, сделала больше всех для пользы Франции?» – «Та, сударыня, – ледяным тоном ответил император, – которая произвела на свет наибольшее число детей!»
Подобный ответ в наши дни поставил бы крест на карьере любого политика.

Газета «Правда» от 7 декабря 1944 года. Сводки Информбюро, сообщения из действующей армии: тяжелые бои у озера Балатон, наши войска выходят к Дунаю… Списки награжденных боевыми орденами. И тут же рядом полоса – «О награждении многодетных матерей орденами «Материнская слава» и медалями «Медаль материнства». Длинный список – более полутораста фамилий. Колхозницы (даже одна председатель колхоза), служащие, домохозяйки из Перми, Свердловска, Украины, Приморья, Казахстана, фамилии русские, украинские, грузинские… Боевые награды за фронт и ордена за материнство, приравненные к боевым. Пробегая глазами этот список, невольно ищу знакомую фамилию – ту, что ношу сам. Гвардии генерал-полковник Чуйков Василий Иванович, командарм 62-й армии, Герой Советского Союза (вторую Звезду Героя получит позже, в апреле 1945-го за штурм крепости Познань) и Чуйкова Елизавета Федоровна, мать-героиня, двенадцать детей, церковно-приходская староста в 30-е годы, а в 1943 г. получившая из рук новоизбранного Патриарха орден.
Мать и сын. Дорогие мои отец и бабушка.
Их фамилии нет в этих списках, но они наверняка есть в других – тогда это публиковалось на первых полосах газет.
Читая подобное, начинаешь понимать многое – почему мы победили тогда в 1945-м, почему победим и теперь. Ибо Русь жива и жива Вера. И как сын получил вторую Звезду Героя в 45-м, а в 1982-м – почетное право погребения на главной высоте Сталинградской битвы, согласно его завещанию, в братской солдатской могиле на Мамаевом Кургане, так и в 2004-м именем его матери нарекли планету – Чуйковия. Сын – за подвиг на поле брани, мать – за подвиг материнства и Веры.

Нить не прервалась

Место, откуда вышли эти люди, где веками проживал наш род, названо удивительно красиво и поэтично – Серебряные Пруды. А сама слобода, где в Серебряных Прудах проживала семья, называется Кайманьевой Вытью. Не правда ли, что-то первобытно-грозное чудится в этом названии? В словаре Даля слово «выть» обозначает участок земли, надел. Но там же приводится и другое толкование – участь, судьба, рок. «Кайманьева» происходит от «граница, кайма, передовой рубеж». Еще несколько столетий тому назад это была граница леса и степи, дальше к югу было Дикое поле, по которому бродили кочевые орды, основной промысел которых – захват невольников, работорговля. Там, на Кайме, жили слобожане – воинские, служивые люди, искусные в военном деле, готовые в любую минуту броситься на перехват прорвавшейся орде. А первым воеводой там был легендарный князь Серебряный, что и дало имя этому поселению. Существует предание, что Кайма во многих местах, особенно удобных для степной конницы, была перекрыта стеной – деревянным частоколом с засеками, сторожевыми вышками, системой сигналов. Своеобразный аналог Великой китайской стены, но та неподвижна, а наша продвигалась к югу, шаг за шагом, новыми поселениями, засеками, вытями отжимала степняков к теплому южному морю. И постепенно Кайманьева Выть в Серебряных Прудах из передового фронтира стала глубоким тылом. Но навык, воинский дух так и остался в генах, крови, наследственной памяти этих людей – теперь простых землепашцев. Таким и был род Чуйковых, из них и вышел наш герой Василий.
Он был пятым сыном и восьмым ребенком из двенадцати детей. Потом стал признанным главой семьи. Но только после того, как в 1958-м, в один год с разницей в три месяца, ушли из жизни родители – Иван Ионович и Елизавета Федоровна. Обоим было уже за 90 лет.
Удивительно разные по характеру люди были, эти старые Чуйковы. Он – вспыльчивый, чистый порох, в гневе доходил до неистовства, но так же быстро остывал и зла никогда не помнил. Огромной физической силы человек, первый в селе кулачный боец. Через село протекала река Осетр, там и устраивались кулачные бои – зимой, на Масленицу. Не дай Бог было попасться под чуйковский кулак – дрались серьезно. Но – честно. И работал так же до самой старости.
Жена его, Елизавета Федоровна – та другая. Тоже работала с утра до ночи, но характер ровный и – как кремень. Никогда голоса не повышала, но если скажет что – кончено. От своего не отступит. И уступал Иван Ионович, знал, что жена зря не скажет. 75 лет прожили в месте – пальцем жену не тронул, при его-то буйном нраве.
12 детей родила… Видел я их избу (теперь в ней музей) – как они там все помещались? А ответ прост – тогда дети рано взрослели, уходили на заработки. В Москву уходили, в Питер. Василий ушел в 12 лет, после четырех классов церковно-приходской школы, получив, как и все его братья и сестры, материнское благословение и обещание поминать их в молитвах, в которые верили свято, как и во все, что мать говорила. Удивительно, но никто из братьев Чуйковых не погиб на фронте, не был искалечен и репрессирован. Поэтому, когда спустя много лет вся семья собиралась за одним столом, то Елизавета Федоровна после долгого молчания роняла: «Сынки, это я вас у Бога вымолила!».
Вымолила она к жизни и Никольский собор. Тогда ломали и взрывали церкви, ссылали священников, да не одних, а с семьями. Перед войной во всем районе из 34 храмов осталось только 6, а действующий – один, Никольский собор, где старостой церковной двадцатки была Елизавета Федоровна Чуйкова, в девичестве Корякина. Чтобы отстоять храм, пришлось ей дважды ходить пешком в Москву, словно паломницей, за 160 верст, добиться приема у самого Сталина, у всесоюзного старосты Калинина. А когда власть обратилась к Вере, и народ обрел Патриарха, из рук которого Елизавета получила орден, об этом мало кто знал – открыто говорить опасались. Даже, вернувшись из Москвы, где гостила она у жены сына Василия, тогда уже победоносного генерала, сталинградца, имя которого знала вся страна, написала она единственное письмо со словами благодарности, наставлениями внучкам, приветами сыновьям, воевавшим на фронтах. Про саму поездку – ни слова.
Знала Елизавета, чем рискует: не только своей головой, но и детьми своими, потому и бумаге могла доверить только приветы и пожелания здоровья, а о главном – между строк. Подвиг ее сохранился только в памяти людской. Поэтому и награда за него пришла так нескоро, в 2004 году, спустя много лет после ее смерти. Тогда Международным астрономическим комитетом было решено назвать одну из малых планет – Чуйковия.
История этого названия по-своему удивительна. Ученые Крымской обсерватории, открывшие планету, разумеется, ничего не знали о скромной подвижнице духа, умершей за несколько десятилетий до этого. Но они очень хорошо знали одного из ее сыновей, маршала Чуйкова, легендарного командарма 62-й (8-й гвардейской) армии, прошедшего с боями всю Украину от Харькова до Одессы, Белоруссию, Польшу, штурмовавшего Берлин. Это к Чуйкову на командный пункт в ночь на 1 мая явился командующий Берлинским гарнизоном с просьбой прекратить огонь – капитулируем! Такие люди достойны того, чтобы быть увековеченными на небесах, решили ученые. Но получив отказ (планетам не присваивают имен военных), они пришли в нашу семью, на родину Чуйковых в Серебряные Пруды, и здесь узнали о том, какие женщины бывают в русских селениях и какие матери бывают у маршалов.
И я думаю, что есть Промысел Божий и некая высшая справедливость в том, что осияет нас невидимый глазу свет звезды, названной в честь матери-героини и матери Героя.

«Я вас всех у Бога вымолила…»

Еще один женский портрет, без которого картина нашей семьи была бы неполной. Жила в Серебряных Прудах девушка. Много читала, играла в любительском театре, мечтала поехать в Москву поступать в театральное училище – девушка была из интеллигентной семьи. Но приезжает навестить родные места молодой красный командир, который уже командовал полком, воевал на Урале, в Сибири, в Польше. На груди 25-летнего красавца два ордена Боевого Красного Знамени – награды, дававшиеся в те годы редко и лишь за исключительную доблесть. Два «поплавка» – Академия имени Фрунзе и Восточный факультет. Живет в Москве, направляется на ответственную работу в Китай. А жениться приехал в родные места. Видно, помотавшись по свету, посмотрев смерти в глаза, понял, что нет ничего ближе своего, родного. А может, нашел вдруг ту вторую ноту, без которой жизнь не становится песней?
Такими увидела 18-летняя провинциалка свои «алые паруса». Я не знаю, говорила ли она, как Ассоль: «Совершенно такой!». «Он не мог потеряться ни в каком окружении, быстрый, порывистый, не ходил, а летал. Особенно меня поразили его волосы – как грива у льва. Даже в комнате, где не было ни малейшего сквозняка, казалось, что в его шевелюре бушует ураган…».
Я не знаю, что ответила Ассоль своему Грею с двумя орденами и тремя нашивками за ранения. Знаю только, что через год Валя Павлова стала Валей Чуйковой и из полуголодной заснеженной Москвы поехала далеко-далеко в Китай, потом в Японию, Хабаровск, Куйбышев, Алма-Ату, снова в Китай, Германию...
Передо мной большая пачка их писем. Первое датировано 1925-м годом, последнее – 1945-м. По ним можно проследить географию их поездок, но очень многого недостает – того, о чем писать было нельзя.
Как после дипломатического раута ее Грей уходил на конспиративную встречу с агентом, оставив своей Ассоль «малый дипломатический набор» – пачку секретных документов, бензин, спички и часы, по которым она должна была следить за временем и, если он не придет, сжечь все документы и уходить на явочную квартиру, служившую «окном». Оставлял в качестве свадебного подарка браунинг с одним патроном, ибо все знали, что китайская тюрьма хуже, чем гестапо и Лубянка, вместе взятые. Нет в письмах и истории о том, как сама едва не получила пулю от своего суженого, когда, поддавшись вечной игре влюбленных, в одно из его возвращений неслышно подошла сзади и обняла милого за шею, забыв, что имеет дело с разведчиком, у которого выработан рефлекс, что каждый, кто подкрадывается сзади – враг.
А потом, после Китая, где, по ее словам, впервые узнала вкус настоящего ананаса и мандарина, – голодный, продуваемый всеми ветрами Хабаровск, где из-за отсутствия мыла голову мыли горчицей и за водой приходилось идти к Амуру через весь город.
Или в страшном 37-м, когда, успокаивая рвущуюся с цепи собаку словами «милый и хороший», едва не подвела под расстрел себя и мужа, на минуту забыв, что кличка собаки Гитлер и что людская злоба порой намного превосходит собачью.
Вот и после Победы, приехав с мужем в 47-м году на Парижскую конференцию, где газеты назвали ее самой красивой и элегантной женщиной России, она заявила: «Пусть генералы гордятся своими победами, а я всегда годилась званием русской женщины и ни перед кем его не роняла!». Такие слова, произнесенные в Париже, наверное, стоили подписанных там договоров.
И все-таки мне кажется, что самые интересные письма – это те, которые не дошли до нас. Когда в октябре 42-го года армия под командованием Чуйкова, защищавшая Сталинград, после нескольких недель непрерывных боев подверглась решающему и, как казалось, окончательному штурму, генерал-лейтенант, не спавший уже трое суток, отправил младшего брата-ординарца в тыл, на левый берег Волги с письмом для Вали и со словами: «Знай, если эту ночь мы не продержимся, меня уже не будет в живых. Передай это письмо Вале, живым я не сдамся. Если продержимся – вернешься, отдашь мне это письмо, не читая». Армия выстояла, Чуйков выстоял, письмо не было отправлено. Какие слова могли быть в том письме? Воображение – великая вещь, да и кадры Сталинградской хроники помогут воссоздать фон этой трагедии: горящий город, горящая Волга (были разбиты нефтехранилища, горящая нефть залила реку) с висящими над ней «мессерами» и «штукасами», радиоприемники всего мира, настроенные на волну Сталинграда… И среди этого огненного хаоса трогательный листок бумаги с наспех набросанными словами, среди которых, наверное, были слова «люблю» и «помни»…
В 1976-м году «молодые» справили свой «золотой» юбилей, а в 1980-м Чуйкову исполнилось 80 лет. Многие, глядя на эту пару, вполне искренне сулили им «многая лета». Но Бог судил иначе. Стала болеть и открылась полученная еще в 1920-м году рана от разрывной пули, раздробившей плечо. Тогда жизнь и руку удалось сохранить. Теперь силы были уже не те. Это было мучительно и безнадежно.

Он знал, что умирает

Александр Чуйков