Общероссийский ежемесячный журнал
политических и деловых кругов



Архив



№ 7-8 (99) - 2009

ТЕМА НОМЕРА:

НА ВЗЛЕТ!


"ПЕРЕСЛУЖИВАТЬ - ПРЕСТУПЛЕНИЕ"


Своевременно и злободневно для сегодняшней России звучат эти слова, сказанные еще в XIX веке. Эта фраза принадлежит нашему знаменитому соотечественнику, государственному и историческому деятелю графу Николаю Николаевичу Муравьеву-Амурскому. 11 августа 2009 г. исполнилось 200 лет со дня его рождения. Как-то незаметно прошла эта юбилейная дата истинного русского патриота, путешественника и управленца.
Муравьев-Амурский был настоящим русским карьеристом, честно и бескорыстно (как актуально!) служившим на благо России. Его жизненный путь – во многом пример для современного чиновничества и властей предержащих. На 5-тысячной купюре изображен памятник графу Муравьеву в Хабаровске, поставленный потомками. Но мало кто знает, особенно из властей нынешних, почему и за что ему была оказана такая честь.



Муравьев-АмурскийПотомок древнего дворянского рода, Н. Муравьев после окончания Пажеского корпуса успел проявить себя на военной службе. Служил на Кавказе и в Польше, участвовал во множестве операций, был неоднократно ранен. Кроме военных дел выполнял ответственные дипломатические поручения. В сражении под Ахульго, последней крепостью Шамиля, ему раздробило кисть правой руки. Рана заживала плохо, и Муравьев выехал на лечение за границу.
Там он встретил уроженку Южной Франции Катрин де Ришемон и влюбился в нее, как мальчишка. Но и блистательная красавица, за которой вился рой кавалеров, не осталась равнодушной. Молод, элегантен, остроумен, воспитан. У молодого генерала рука на перевязи – герой! Словом, Екатерина Николаевна, как стали ее звать позже, ответила согласием на его предложение и вскоре поехала вместе с ним в Россию.
В 1846 г. в чине генерал-майора Муравьев назначен тульским губернатором. Приняв дела, он сразу указал на неудобства тюремных помещений, упадок сельского хозяйства. Для его подъема он спроектировал в Туле Губернское общество сельского хозяйства. Первым из губернаторов он поднял вопрос об освобождении крестьян, подготовив весьма либеральный для того времени проект. Он утверждал, что «крепостное состояние, постыдное и унизительное для человечества, не должно существовать в России, ставшей в один ряд с европейскими государствами». В Восточной Сибири при его правлении крестьяне получили волю еще до российской реформы 1861 г. Царь обратил внимание на Муравьева как на «либерала и демократа».
Год спустя Муравьев назначен иркутским и енисейским генерал-губернатором и командующим войсками в Восточной Сибири. Бразды правления он принял в 38 лет, управлял Восточной Сибирью с 1847-го по 1861 г.
Он мог бы поработать там еще, но считал: «Никто не должен быть на одном месте более 10 лет, иначе он обрастает жиром, и толку от него нет». Его уговаривали, но он отвечал: «Переслуживать – преступление».
В чем заслуги Муравьева-Амурского? Прежде всего, он знаменит своей государственной деятельностью в Восточной Сибири. Его труды по-настоящему могут стать вдохновением и ориентиром для многих региональных руководителей. Так, Муравьев-Амурский проявил огромную энергию в управлении Восточной Сибирью, особенно в первый период своего пребывания в Иркутской губернии, до начала «Амурских дел». Современники сходятся в одном – это была выдающаяся личность, один из самых видных деятелей эпохи, прекрасный администратор, талантливый организатор, прирожденный дипломат, честный и бескорыстный (что было редкостью для высокопоставленных чиновников и тогда, и сегодня), горячо преданный интересам России человек. Время его правления по праву считается самым ярким периодом в истории Сибири.
Писатель Иван Гончаров сказал о нем: «Замечательная личность.... перевернула вверх дном всю Восточную Сибирь и ввела в моду этот отдаленный край, который до сих пор только пугал воображение своими безбрежными лесами и пустынями, своим населением из ссыльных и подъячих».
Военная служба наложила сильный отпечаток на характер Муравьева. Он тяжело воспринимал несогласие с его точкой зрения, был скор на расправу. Прибыв в Иркутск и знакомясь с чиновниками, он никому не подал руки – все они были плохо помянуты в отчетах ревизии сенатора Толстого. Страху навело заявление, поминавшее казненного декабриста Муравьева-Апостола: «Я не из тех Муравьевых, которых вешали. В случае чего, сам буду вешать!».
Первым делом он взялся за золотопромышленников. «Казенные остатки», участки вокруг государственных приисков, часто приносили доход, много превышавший поступления в казну. Генерал-губернатор всеми силами стремился прекратить вывоз намытого на сибирских приисках золота в Китай, направляя средства от добычи ценного металла в казну. Он фактически разрушил систему невиданной спекуляции и коррупции в золотодобыче. Но борьба против махинаций золотопромышленников оказалась небезопасной – звенья преступной цепочки вели в Петербург.
Торговцы, державшие высокие цены на хлеб, и спекулянты-перекупщики были посажены в тюрьму. Муравьев попытался изменить существовавший порядок торговли водкой, предложив ввести единые стандарты, упорядочить торговую сеть по ее реализации, продавать только на вынос и в запечатанной посуде. Эти новшества получили поддержку и позже были введены во всей России.
Отказавшись от «благ», которыми пользовались его предшественники, Муравьев вел образ жизни аскета – работал допоздна, вставал в 5 утра. Выходил в город в простой шинели, без охраны, навещал присутственные места, рынки, магазины.
«Столица Сибири погрязла в разврате и взяточничестве», – считал он.
Ему не удалось победить исконные сибирские проблемы – казнокрадство и взяточничество. Но за это время Муравьев успел заслужить любовь простого народа. В день отъезда из Иркутска провожать генерал-губернатора собралось несколько тысяч горожан и жителей окрестных деревень. Даже по прошествии многих лет иркутяне вспоминали время генерал-губернаторства Муравьева добрыми словами, помнили его простую манеру обращения, приемы четыре раза в неделю, где любой мог лично обратиться с прошением к губернатору. В течение всего срока пребывания на посту Муравьев пытался доказать окружающим, что богатство не должно давать никаких преимуществ перед законом и властью. Насколько актуально это для сегодняшней России!
Прослышав о справедливом начальнике, к Муравьеву стали приезжать буряты, тунгусы, якуты с жалобами на притеснения от своих родовых и русских начальников.
Заслугой Муравьева является и введение в улусных школах русского языка, что стало эпохой в просвещении инородцев. Он обладал чутьем на таланты, пригласив к себе на работу первого бурятского ученого Доржи Банзарова, крещеного бурята Епифана Сычевского, ставшего переводчиком при заключении Айгунского договора.
Большое внимание Муравьев уделял религии – тесно сотрудничал с архиепископами, помогал строить церкви, способствовал утверждению царем Положения о буддийском духовенстве. Был чуток к шаманским молебнам и напутствиям. «За амурское дело, – говорил он, – готов молиться Будде, Христу, Магомету и шаманским духам».
Были осуществлены серьезные изменения в административно-территориальном устройстве губернии, которые просуществовали вплоть до начала XX в.
Муравьев приложил немало усилий для увеличения жалования сибирским государственным служащим, получавшим гораздо меньшие оклады, чем в центре. Недостаточное содержание было основной причиной, побуждавшей их к взяточничеству. Борьбу же с этим злом губернатор считал одной из самых главных своих задач. Страх, который Муравьев «наводил на чиновников, только заставлял их быть осторожнее, но нисколько не ослаблял их хищничества и не облегчал положения народа». Не всегда удавалось подыскать на замену проворовавшемуся чиновнику порядочного. Многие назначенцы Муравьева оказывались даже хуже предыдущих взяточников.
Однако даже недоброжелатели не могли не признавать честность самого генерал-губернатора. Известно, что его личное состояние за годы пребывания в Сибири не увеличилось, и это при той полноте власти, которой он пользовался. Муравьев всю жизнь прожил в казенных или съемных квартирах, исключительно на жалованье и после отставки испытывал нехватку средств. Этим он выгодно отличался от своих предшественников, да и преемников.
В управленческую команду Муравьев часто брал юношей из известных семей, иногда прямо из лицея. Но отсутствие образованных местных кадров сильно осложняло деятельность администрации. Тем более что приезжие чиновники редко могли поладить с местным обществом. За высокомерие, пренебрежение к народу, которое было присуще многим прибывшим с Муравьевым чиновникам, сибиряки метко окрестили их «навозными». Незнание ими местных порядков бросало тень на деятельность администрации и самого генерал-губернатора. Достойных и перспективных чиновников, не всегда соглашавшихся с мнением губернатора, удержать не удавалось. Характер Муравьева становился все более деспотичным, и к концу его правления большинство его молодых сподвижников Сибирь покинули.
В то же время Муравьев-Амурский прославился многими добрыми делами: помог ссыльным декабристам и их семьям, разрешив им разъезжать по Сибири, ездил к ним в гости, смотрел сквозь пальцы на чтение «Колокола», учредил газету, руководить которой поставил ссыльного петрашевца.
Невозможно переоценить вклад Муравьева в дело просвещения в Восточной Сибири. При его покровительстве в Иркутске появилась и укрепилась традиция проведения публичных лекций.
Деятельность Муравьева затронула практически все народы и слои губернии. При его участии начался новый этап в изучении Сибири, причем немало исследовательских поездок предпринял он сам. Муравьев горячо поддержал идею создания в Иркутске отдела Императорского Русского географического общества, который был открыт 17 ноября 1851 г. прямо в резиденции генерал-губернатора.
Ему принадлежит почин возвращения Амура, уступленного Китаю в 1689 г. «Амурское дело» стало главной целью в деятельности генерал-губернатора.
11 января 1854 г. императором Николаем I Муравьеву было предоставлено право вести все сношения с китайским правительством по разграничению восточной окраины и разрешено произвести по Амуру сплав войска. 16 мая 1858 г. Муравьев заключил с Китаем Айгунский трактат, по которому Амур до самого устья сделался границей России с Китаем. При решении этих вопросов он предпринял ряд дипломатических и практических шагов. Важнейшую роль сыграла экспедиция Г.И. Невельского по исследованию и укреплению устья Амура. Решением многих вопросов руководил сам генерал-губернатор, проявив при этом свои лучшие качества: умение организовать работу, найти способных людей и поручить им именно то дело, которое у них лучше всего получалось, решать все вопросы быстро, без столь ненавистных ему бюрократических процедур.
Китайские власти вначале противились установлению границ по Амуру. Но Муравьев сумел убедить их в дружелюбии России. Китайцы подписание трактата отметили небывалой иллюминацией в Пекине. Большие торжества прошли в Благовещенске, Чите, Иркутске, других местах Сибири.
«Европа смотрит на нас с завистью, Америка с восторгом, – говорилось на торжестве в Иркутске. – Не все могут представить, как приобрести реку почти в четыре тысячи верст и пространство в миллион квадратных верст, не порезав пальца, без треволнений и страха не только для России, но и для мест, прилегающих к этому краю...».
За заслуги перед отечеством генерал-губернатор Восточной Сибири был удостоен графского титула, стал Муравьевым-Амурским.
Заключение Айгунского договора было встречено всеобщим одобрением в России, чего нельзя сказать о методах колонизации вновь присоединенного края и связанной с этим деятельностью генерал-губернатора. Ждали быстрых и эффективных результатов, расцвета экономики Сибири и Приамурья, обещанных Муравьевым-Амурским и его сторонниками. Граф пытался осуществить колонизацию путем вольного крестьянского переселения. В проекте правил для переселения в Амурский край он предлагал, чтобы «зашедшие в эти области крепостные люди становились свободными». Но этого осуществить не удалось из-за сопротивления Петербурга. (Все же Муравьев выхлопотал освобождение от крепостного права для 12 тыс. крестьян, работавших на нерчинских рудниках.)
Освоение нового края проводилось военно-феодальными методами: создавались казачьи станицы, но без самостоятельности и воли. Средства на освоение новых земель приходилось изыскивать за счет экономии, так как в финансировании из госбюджета Петербург отказал. Это породило новые трудности. Первые итоги амурской эпопеи свидетельствовали о том, что до осуществления радужных надежд еще очень и очень далеко.
За тринадцать лет генерал-губернаторства Н.Н. Муравьев приобрел множество поклонников и врагов в самых разных слоях сибирского общества – от крестьян и ссыльнопоселенцев до богатейших купцов, золотопромышленников и высшего чиновничества. Сибирские крестьяне и казаки рассказывали легенды о его простоте и доступности. «Каждый день генерал вставал чуть свет... Ложился спать позже всех... Не терпел почестей. Всегда замечал и благодарил всех за исправную службу, отстраняя нерадивых и нечестных чиновников», – писал о Муравьеве его спутник, амурский казак Р. Богданов. Но Муравьев же распорядился выстроить штрафных солдат, высланных из России на Амур, попарно с забайкальскими крестьянскими девушками и обвенчать их: для заселения Приамурья нужны были семьи.
По инициативе Николая Николаевича были учреждены Забайкальское (1851 г.) и Амурское (1860 г.) казачьи войска, Сибирская флотилия (1856 г.).
Слава Муравьева как присоединителя Амура затмевает его государственную деятельность в Восточной Сибири. Не получив поддержки в дальнейших проектах преобразования сибирских и дальневосточных земель, он в 1861 г. подал в отставку, получив место члена Государственного совета – почетное и необременительное.
Умер граф в Париже в 1881 г.
Прогрессивно мыслящие современники с самого начала высоко ценили его деятельность и считали, что Россия многим ему обязана. Они настойчиво поднимали вопрос об увековечении его памяти. Идея создания памятника графу на берегу Амура породила целое общественное движение. Имеет свою историю и идея перенесения праха Муравьева-Амурского на родину.
В 1891 г. исследователь Приамурья Михаил Венюков в своем обращении к хабаровчанам писал: «Господа! Вы можете исходить все Монмартрское кладбище и не найти там могилы Муравьева... Так знайте, что у великого русского человека, умершего в чужой земле, и могила чужая, а своей нет!...» («Русская старина», 1891. Кн. 10). Еще в 1903 г. прах Муравьева предполагалось предать владивостокской земле. Но помешала русско-японская война. В 1908 г. останки графа были перенесены в отдельную могилу на том же парижском кладбище. Осуществили это купцы и власти из Хабаровска, Владивостока и Никольска (ныне Уссурийск). Было поставлено надгробие и возложен серебряный венок с надписью: «Города Приморской области: Хабаровск, Владивосток и Никольск-Уссурийский – графу Муравьеву-Амурскому. 1858–1908». Событие было приурочено к 50-летию Айгунского договора.
У владивостокцев возникла идея: сделать то, что не успели сделать их деды в начале XX в., – перенести прах Муравьева-Амурского на родину.
В декабре 1990 г. останки генерал-губернатора Восточной Сибири самолетом в специальном саркофаге были доставлены во Владивосток. Определили и место захоронения Муравьева-Амурского – на полуострове, носящем его имя. При огромном стечении народа 21 сентября 1991 г. после заупокойной литургии прах был предан земле.
Не будь Муравьева-Амурского – кто знает, существовал ли бы Владивосток? Именно здесь, именно с этим красивым и гордым именем.
Ведь основание этого форпоста прочно связано с деятельностью Муравьева и его личным выбором. Вот запись от 18 июня 1859 г. из судового журнала парохода-корвета «Америка»: «Генерал-губернатор Восточной Сибири граф Н.Н. Муравьев-Амурский впервые на корабле прошел пролив Босфор Восточный (бывший Гамелен) и определил место пост Владивосток».
Н.Н. Муравьев-Амурский так много сделал для России, что заслуги его просто неоценимы. Возвращение его праха в край, обретение которого было главным делом его жизни, – лучший символ вечной благодарности и признательности потомков.
Прошло менее года, и в Хабаровске состоялось другое торжественное событие, связанное с восстановлением исторической справедливости по отношению к Николаю Николаевичу – восстановление памятника работы Опекушина, воздвигнутого там в 1891 г. и замененного в 1929 г. на памятник Ленину.

Александр Никишин