СРЕДА УПРАВЛЕНИЯ. ЭКСПЕРТИЗА
КАК "ПРИУГОТОВИТЬ" УМЫ РОССИЯН

Сергей Магарил

Приближение очередных выборов и неопределенность в отношении преемственности власти активизируют поток тревожных публикаций. Все более очевидно: новые политические институты в считанные годы наполняются исторически-традиционным содержанием. Для опасений есть немалые основания. Предпримем небольшой экскурс в историю.

Размышляя о причинах крушения Российской империи, А. Солженицын констатирует общее мнение: Николай II «был обставлен ничтожными людьми и изменниками. Как можно было на все государственные посты изыскивать только худших и только ненадежных? Совместная серия таких назначений не может быть случайностью».
Последствия распада государства трагичны. «За 1917–1923 гг. население страны сократилось на 13 млн чел». Известно, что около 3 млн человек эмигрировало. Остальные 10 млн – это погибшие на полях сражений, жертвы обоюдного террора, а также умершие от голода, холода, эпидемий.
В ходе анализа факторов распада СССР возникает поразительно схожая картина. В стране произошла катастрофа, «потому что советская партийно-государственная элита оказалась не способна ответить на вызов времени. Она предала государственные и национальные интересы во имя своих корыстных групповых интересов. Число жертв конфликтов 1991–1993 гг. на постсоветском пространстве оценивается в 150 тыс. чел. Современная Россия остается «государством безответственной бюрократии, вопиющей бедности и огромных социальных рисков». По словам С. Миронова, «Российское государство обрекло миллионы россиян на вымирание, поскольку их доходы не достигают прожиточного минимума».
В сущности, речь идет об одной и той же устойчиво воспроизводимой проблеме: неспособности политической системы России обеспечивать отбор подлинно лучших людей для нужд национально-государственного управления, обладающих высокими интеллектуальными и нравственными качествами. Отсюда – предельно низкое качество стратегического национально-государственного управления. И корни этой проблемы уходят в массовую политическую, а если более точно – политико-правовую культуру российского общества, качество массового общественно-гуманитарного образования. Известно: социальные практики не могут выйти за пределы сформировавшихся культурных форм. Проиллюстрируем это на примере взаимоотношений центра и регионов. Социометрия фиксирует: провинция Москву не любит. За этой неприязнью, в конечном счете, обоснованное недовольство россиян крайне неубедительными результатами реформ, проводимых в стране: низкий жизненный уровень большинства населения (несмотря на поток нефтедолларов), пресловутая монетизация льгот, проблемы ЖКХ, обеспечение лекарствами и т.п.
Однако достаточно пересмотреть перечень руководителей государства – от Ленина до Путина, – чтобы убедиться: Россией правит Москва, но не москвичи. (Этим автор не хочет сказать: если бы Россией правили москвичи, дела шли бы принципиально иначе). Но факт остается фактом: к руководству страной последовательно привлекались лидеры «со товарищи» из различных регионов России, а дела в стране идут так, как идут. Из этого следует: по всей России властвует единая политическая культура, которая способна воспроизводить только такую правящую элиту, а также типологически–подобную властную вертикаль, традиционно ориентированную на верховного правителя, будь то император, генсек или президент.
У россиян нет никаких оснований с наивной доверчивостью относиться к политике правящего класса, имея в виду двукратный в течение одного столетия крах государства. И если в начале ХХ века страной управляли представители привилегированных групп общества, то в конце столетия – выходцы из массовых слоев. Исторический результат тождественен – распад государства. За этими процессами проступает единый для общества социо-культурный базис. Представим социальное качество основных его групп.
Политико-административную элиту чрезвычайно выразительно характеризует масштаб ежегодной коррупции, оцененный зам. генерального прокурора России А. Буксманом в 240 млрд долл., что сопоставимо с доходами федерального бюджета. Таковы наши чиновники-«патриоты», такие они «государственники». Оценки прокуратуры свидетельствуют: «суверенная демократия» на наших глазах выродилась в «суверенную бюрократию». Как в таком случае следует понимать конституционные гарантии, а также известный лозунг В. Путина о «диктатуре закона»? Способна ли такая «элита» осуществлять политику национального развития? Совершенно очевидно: продажность государственного аппарата и национальные интересы России несовместны. Иначе и быть не может: коррупция – неотъемлемая часть организованной преступности, и заявление зам. генерального прокурора – характеристика ее масштабов. Кроме того, как показали погромы и массовые беспорядки в Кондопоге, в городе, вследствие мздоимства чиновников исполнительных и правоохранительных органов, фактически произошел распад государственной власти. Если соотнести происшедшее в Кондопоге с данными генеральной прокуратуры о масштабах коррупции, станет очевидно: причины событий в Карелии тиражируются на общенациональный уровень.
Перейдем к бизнес-элите. По оценкам председателя Центрального банка России С. Игнатьева, только за 10 месяцев 2005 г. под фиктивные сделки за рубеж был вывезен 1 трлн руб., что эквивалентно 38–40 млрд долл. В 2006 г., «по официальным данным, олигархическое сообщество вывезло из России 120 млрд долл.». Капитал переведен вполне легально и вложен в развитие иностранных компаний, т.е. в создание новых рабочих мест и обновление технико-технологического потенциала. И если в 2006 г. инвестиции в экономику России выросли на 21,2% (по сравнению с 2005 г.), то на долю государства пришлись 19,8% и лишь 1,4% – на долю бизнеса. Нувориши осуществляют астрономический вывоз капитала в то время, когда «в промышленности России уровень износа основных фондов угрожающий: в черной металлургии – 50%, в нефтегазовой – 65%, в нефтепереработке – около 80%. Не лучше обстоит дело и в машиностроительном комплексе – основе промышленности. По данным Н. Паничева (экс-министра станкостроения СССР, председателя Совета ветеранов – министров СССР и РСФСР), «машиностроительный комплекс – в полном развале. Большая часть оборудования и станков физически и морально устарела, 75% находится в эксплуатации более 20 лет, а современное оборудование – менее 5%. Коэффициент обновления – не более 1% в год. Производство металлообрабатывающего оборудования в России меньше, чем в Японии, в 82 раза, в Германии – в 50 раз, в Китае – в 31 раз»
Каково социальное качество массовых слоев населения? Согласно исследованиям ИСП РАН, уровень межличностного доверия россиян составляет всего 24% . Массовое недоверие неизбежно влечет социально-политическую беспомощность. По данным «Левада-центра», 94% россиян полагают, что они «не оказывают никакого влияния на текущие процессы», а потому 82% ощущают крайне малую ответственность за то, что происходит в стране, либо не ощущают ее вовсе. Где в этом массовом сознании державность или хотя бы обыкновенный патриотизм? Согласно Конституции России носитель власти – народ. Однако «суверен» таковым себя отнюдь не ощущает. В таком случае, что имеют в виду изобретатели «суверенной демократии»? Какой смысл они вкладывают в свое витиеватое «ноу-хау»?
Особый разговор о российской интеллигенции и ее социально-исторической роли. В качестве носителя национального интеллекта эта роль образованным сословием плохо осмыслена и еще хуже исполнена. В начале ХХ в. А. Изгоев (один из участников сборника «Вехи») писал: «Интеллигенция должна стать творческой, созидательно-государственной… силой, не теряя в то же время своего духа, не оскверняясь холопством, в котором морально и умственно погибло наше нынешнее служебное сословие. Интеллигенция должна превратиться в группу людей действительно культурных… Она должна сделаться истинно гуманной, отвергающей террор, как физический, так и моральный. Из замкнутой в себе узкой группы теоретиков-фантазеров интеллигенция должна превратиться в широкое, открытое национальное общество умственно развитых людей».
Не заблуждаясь относительно масштабности задачи, Изгоев предвидел: «Скажут, поставленная задача неразрешима, что она утопична. На это могу дать только один ответ: разрешение ее необходимо. Если не удастся создать в России государственную интеллигенцию сознательными усилиями, она в ней народится как результат целого ряда катастроф, если только за это время не погибнет и не расчленится само государство. Пока мы живы, наша задача – предупреждать эти катастрофы и готовить людей, способных к творческой работе».
История Отечества в ХХ в. дважды подтвердила опасения Изгоева, а его надеждам на интеллигенцию суждено было сбыться лишь в части массовости. Согласно данным последней всероссийской переписи, дипломированных специалистов в России около 19 млн чел., в т.ч. одних только инженеров порядка 10 млн. Однако вся эта масса интеллекта не смогла предотвратить провал постсоветской России на траекторию деградации и глубокого неблагополучия.
В очередной раз подтвердилась давно известная истина. Социальные группы, неспособные сформулировать отчетливую политику в защиту своих интересов, неспособные сформировать мощные политические структуры для реализации этой политики, оттесняются на социальную обочину, подвергаются эксплуатации и неизбежно деградируют. Именно это и произошло с образованным сословием, массовой российской интеллигенцией.
Причина – в низком качестве общественно-гуманитарной подготовки выпускников высшей школы (в т.ч. специалистов технико-технологического профиля), в их неспособности действовать солидарно, в отсутствии навыков личного участия в политико-правовом процессе, только и позволяющем аккумулировать политическую волю рядовых граждан.
При этом массовые слои все еще не способны осознать, что, только продвинув в законодательство свои насущные интересы, они могут надеяться на реализацию этих интересов. В противном случае, как показали годы реформ, упования на власть, как правило, остаются беспочвенными иллюзиями. Необходимо обратить внимание и на такую грань социальной роли интеллигенции, как способность к осмыслению актуальных проблем демократического транзита. За рамками интеллектуально-экспертного дискурса остается ряд важнейших вопросов, в том числе:
– какие социальные группы могут и должны взять на себя роль лидера, субъекта очередной, инновационно-демократической модернизации, если политико-административные и бизнес-элиты отнюдь не спешат решать задачи национального развития;
– в чем причины неспособности отечественной высшей школы обеспечить формирование гражданского сознания, воспитывать граждан, а не подданных. Более того, наша бюрократия в подавляющем большинстве – выпускники российской высшей школы, которая оказалась значимым социальным институтом воспроизводства коррупции;
– и, наконец, что необходимо предпринять для существенного повышения качества массового общественно-гуманитарного образования?
Есть ли у России историческое время для решения этих и подобных проблем? Не очевидно. В свое время Екатерина II в «Наказе» членам Комиссии по подготовке нового «Уложения» писала: «Для введения лучших законов потребно умы людские к тому приуготовить. Но чтобы сие не служило отговоркой – умы де еще не готовы – так примите на себя труд приуготовить умы». За прошедшие 250 лет наше общество успело «приуготовить умы»? Не в этом ли истоки катастроф российской государственности в XX веке? Общеизвестно: образ мысли определяет образ действий; массовый образ мысли определяет массовый образ действий.