РЕГИОНЫ. НОВГОРОДСКАЯ ОБЛАСТЬ
ЖИВА РУССКАЯ ОЛЬХОВКА - ЖИВЕТ РОССИЯ

Встречая самый светлый наш праздник – День Победы, мы склоняем головы перед памятью всех, кто не вернулся с полей сражений, кто вершил подвиги во имя свободы Отечества, не помышляя о славе и наградах. Так и должно быть, это правильно, это справедливо. Несправедливо то, что до обидного мало говорим о миллионах и миллионах наших беззаветных тружеников, вернее, тружениц, чьи руки, не зная устали, растили хлеб, ковали оружие Победы и берегли будущее страны – детей. «Все для фронта, все для победы» – не просто лозунг, с которым они трудились на хлебной ниве, на лесосеке, в заводском цеху, в конструкторском бюро. От Москвы и до затерянной в вековых новгородских лесах и топях болот деревеньки Русская Ольховка эти слова были непреложным законом жизни. И потому сегодня мы решили рассказать вам, уважаемые читатели, о том, как жила, трудилась, радовалась и печалилась в годы войны русская глубинка, на которой, известно, Россия держалась, да и до сих пор пока еще держится.

В Русскую Ольховку с войны не вернулось 36 ее сыновей: в огне брода нет. И вот уже вслед им уходят состарившиеся их жены, сестры, невесты. Трепетно храня похоронки – последние свидетельства об их дорогих и бесконечно любимых, они всю свою жизнь только и знали, что работали на страну, ничего не требуя взамен. И даже теперь, покоясь на тихом сельском погосте, не обременяют этим родное государство, которому отданы молодость, все силы, вся жизнь….
Ольге Ивановне Григорьевой 82 года. Здесь, в Русской Ольховке, она появилась на свет, здесь, под сенью бесконечных лесов, жила трудами, заботами, каких иному хватило бы на три жизни. И не сломилась, как тростинка, под натиском житейских бурь, вынесла на хрупких плечах все тяжкие испытания. Вот сидит она на скамеечке у печки, опустив на колени руки, и тихо, задумчиво, светло как-то улыбается. Она не ропщет по поводу мизерной пенсии, отсутствия льготных лекарств, болезней, а достойно завершает жизненный путь. Путь поколения, окруженного ныне «заботой» всевозможных выдвиженцев из «любимого города», «любимого университета», «любимой организации».
– Это теперь в Ольховке все больше старики доживают, – говорит Ольга Ивановна, – раньше-то у нас и колхоз, и школа были.
Ей едва исполнилось пятнадцать, как грянула война. Рассказывает, день был солнечный, радостный, а тут – уполномоченный из города. Уздечку накинул на коновязь, воды студеной из колодезного ведра отхлебнул, а потом, смахнув пот со лба, не сказал, словно бы выдавил из себя слова, от которых и Ольховка, и вся Россия женскими слезами умылись: война. Сколько их после, слез этих пролито было: «похоронка» ли придет, работа ли тяжкая к земле пригнет, голод ли сожмет железными тисками…
Осенью 1941 года фашисты Малую Ви шеру взяли. А она всего-то в 25 километрах от Ольховки. В ней, считай, одни старики и дети. Сошлись и решили: никакого хлеба-соли захватчикам. Стали в лесах обустраиваться. Землянки вырыли, коров увели. Партизанить собирались. Но через месяц гитлеровцев из Малой Вишеры выбили, и все вернулись в Ольховку.
Ольга Григорьева тогда рассудила по-другому, решила уйти на фронт. Но военком завернул ее назад – дескать, возрастом не вышла. И строго-настрого наказал, чтобы не беспокоила его больше по пустякам. Что было делать? Осталась восстанавливать Малую Вишеру. И где только она ни работала с тех пор, какие профессии ни освоила.
– Бывало и крыши перекрывала, вот как на железнодорожном вокзале,– рассказывает она.– В руках молоток да лист железа огромный. Тянешь его наверх, а в глазах круги оранжевые. Залатаешь пробоину от снаряда, а к вечеру вновь забирайся и ремонтируй крышу. Нередко по нескольку раз в день приходилось это делать. А как живицу собирали? План был жесткий. Выделят делянку – за день не обойти. Вот и бегаешь весь день, на соснах насечки делаешь, воронки ставишь. Ног и рук к вечеру не чувствуешь. И ни от кого никогда даже малейшей жалобы не слышала. Такое вот было время.
Однажды Ольге с подругой Клавой Антиповой поручили по реке восемь тонн картошки перевезти. В помощь выделили деда семидесятилетнего. Вместе пошли в деревню Дубки, где эта картошка хранилась. А здесь испокон веку староверы жили. Мужики бородатые, угрюмые, как тогда Ольге показалось. Еле уговорили их помочь плот изладить. Картошку погрузили и пошли вниз до деревни Частовой. А Мста – река с норовом: течение быстрое, пороги, перекаты. И натерпелись же девчонки страху, пока до места добрались.
– Если бы не тот дедушка, не было бы ни нас с Клавой, ни той картошки,– говорит Ольга Ивановна.– Знал он все проходы между валунами, ни разу за камень не зацепил.
Вспоминая о годах тяжких испытаний, Ольга Ивановна находит в них и дни, отмеченные искринкой смеха. Однажды всех деревенских девчонок на учения в город вызвали. Приказали каждой иметь макет винтовки и пары гранат. И вот вышагивают они по дороге с этими винтовками и гранатами на поясе, а мимо– колонны пехоты, танки, артиллерия. И каких только шуток не отпускали бойцы в адрес этого «воинства». Но Клава за всех им выдавала от души, дескать, потому на помощь вам идем с деревянными винтовками, что вы все никак с оккупантами не справитесь.
– День Победы в лесу на делянке встретила,– говорит Ольга Ивановна.– Вот радость-то была, конец войне проклятой. Теперь, думали, жизнь, наконец, наладится. Как же беззаветно мы тогда в это верили..
Ольга Ивановна замолчала, улыбнулась, видно, вспомнив что-то для нее особенно близкое, родное. И в этой затянувшейся паузе я вдруг почувствовал что-то недосказанное. Но я попрощался и ушел. Теперь-то, по прошествии времени, понимаю, что ушел от вопросов, на которые у меня нет ответов. Ушел от нахлынувшего чувства стыда и вины перед Ольгой Ивановной и в ее лице перед тем поколением, которое сломало хребет фашистскому зверю, которое ковало Победу на фронте и в тылу, строило заводы и фабрики, электростанции и железные дороги… Создавало то, что уже в нынешние годы было получено в личное пользование новоиспеченными «хозяевами» России. «Лучший» министр финансов как-то, отвечая на очередной выпад в свой адрес по поводу Стабилизационного фонда, рассказал всей стране о создании Фонда будущих поколений. Здорово. Кто же будет возражать против хороших перспектив в будущем? Мы это по-доброму оценили, господин министр, спасибо за откровенность. Но как быть с героическим прошлым? Оно терпит каждодневные унижения в аптеках, собесах, конторах и конторках – на каждом шагу… Что будет с теми, кто за все свои труды получает пенсию в размере 1500 рублей в месяц? И нередко такую же сумму надо уплатить за коммунальные услуги и т.д. Прошлое вас уже не интересует, господа. Не стреляйте в него пустыми словесами. Оно ответит вам выстрелом куда более мощным.
А что же Ольга Ивановна? Живет, как и прежде, в доме, построенном еще ее дедом, в деревне Русская Ольховка Маловишерского района Новгородской области. Живет и свято верит, что придет время и ее окрестности вновь наполнятся звонкими детскими голосами, оживет Ольховка. По-другому и не бывать. Жива Русская Ольховка – живет Россия.
Илья Синев
Москва – Русская Ольховка, май 2007 г.