ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЦЕНТР. КОНСТИТУЦИЯ
"В Конституции все есть"
Председатель КС РФ комментирует проблемы применения основного закона

Конституционный Суд – одно из самых авторитетных учреждений страны – отличается не только высокой квалификацией судей, но и политикой открытости, которой придерживается на протяжении многих лет. Он единственный, где посетитель может гулять где угодно (исключая разве что рабочие кабинеты), фотографировать все что нравится, в том числе и во время заседаний (во всех остальных судах съемки пресекаются, как препятствующие плодотворному отправлению правосудия); до самого последнего времени здесь была и наиболее интеллигентная в России охрана. Как ни удивительно, предоставленной в КС свободой никто не злоупотребляет. Не стала исключением и пресс-конференция председателя КС РФ Валерия Зорькина, недавно организованная информационным агентством «Гарант», где освещались самые актуальные вопросы конституционного строительства, и не только они. На тот момент нашумевшее постановление КС от 21 декабря еще не было оглашено, но приближение этого события хорошо ощущается в материалах конференции.

– Валерий Дмитриевич, есть ли в настоящее время необходимость вносить поправки в действующую Конституцию? Если да, то каких правоотношений это касается?
– Конституцию надо менять тогда, когда она начинает мешать обществу жить и развиваться. Главных, базовых критериев при оценке жизненности Конституции всего два: она должна быть соответствующей потребностям жизни общества и должна быть действующей. Если общество, образно говоря, «вырастет» из своей Конституции; если реалии жизни будут таковы, что старая Конституция будет подобна одежде пятилетнего ребенка, которую пытаются натянуть на четырнадцатилетнего юношу, тогда – да, ее надо менять. Потому что в такой ситуации даже Конституционный Суд не сможет ничего сделать, хотя его возможности при интерпретации Основного закона очень велики. Но он не может сделать черное белым и наоборот.
Но до тех пор, пока такой ситуации не сложилось, изменения не только не полезны, но и опасны. Я не вижу в Конституции ничего, что бы требовало изменений и что не соответствовало бы сегодняшнему состоянию жизни общества. В ней все есть. Если Россия, предположим, вздумает изменить систему правления, скажем, на парламентскую республику, то и для этого не надо менять Конституцию. Ничто не мешает президенту начать формировать правительство на основе партийного большинства в парламенте. И ничто его и не обязывает к этому. Конституция дает законодателям немало свобод при выборе пути.
Можно сказать, что в нашу Конституцию заложен принцип благоразумия, который позволяет ей держаться в приспособленном к жизненным условиям состоянии.

В России нет социального государства
– Как Вы оцениваете реализацию конституционного принципа «социального государства» у нас в стране?
– Если бы меня спросили о том, есть ли фактически социальное государство в России, то я бы ответил – нет. Потому что социальное государство обеспечивает такие условия жизни человека, когда ему не приходится ломать голову над тем, сможет он найти деньги на элементарные нужды или нет. У нас же, по официальной статистике, почти четверть населения находится за гранью прожиточного минимума, то есть фактически в нищете. Но, с другой стороны, отвечая на этот вопрос, надо все же иметь в виду, что некорректно сравнивать Россию с благополучными странами, такими как Германия, Франция или Англия. Мы еще только в начале пути, и нам предстоит реализовывать конституционный принцип социального государства, пролагать к нему путь. Сейчас проводится крупномасштабная социальная реформа, и надо признать, проходит она не без трудностей. Мы видим, что немало противоречий и неувязок возникает в ходе проведения реформы, и это надо честно признать. Признать ошибки и обозначить проблему – значит, поставить правильный диагноз. А это – ключ к лечению болезни. Общество, именно общество, должно найти в себе силы и волю для того, чтобы воздействовать на государство и заставить своих чиновников заботиться не только о самих себе, но и о человеке. И чтобы забота эта не была похожа на ту, что раньше, когда все было «во имя человека, во благо человека», и, как говорилось в анекдоте, все мы знали имя этого человека.

– В вопросе о соотношении общепризнанных принципов и норм международного права с Конституцией и законами РФ в российской юридической науке нет единства. Каким образом в данном случае должна быть выстроена иерархия норм права?
– Как только в юридической науке возобладает одно мнение, считайте, что эта наука приказала долго жить. Вы наверняка знаете такую поговорку, существующую еще с древних времен: «Два юриста – это минимум три мнения». Конечно, ученые спорят об этом, и спорить могут еще долго, а для жизни нужна практическая доктрина. И она задана Конституцией. Конституция говорит о том, что нормы международного права, заключенные в договорах, которые ратифицированы Россией, являются частью ее правовой системы. Это во-первых. Во-вторых, эта часть правовой системы в иерархии норм находится выше рядовых законов. То есть в случае расхождения закона и ратифицированного международного договора, применяется норма договора.
Есть еще другое положение, которое я считаю даже более глубоким и важным: права и свободы человека в Российской Федерации признаются и гарантируются согласно принципам и нормам международного права. Я обращаю ваше внимание на слово «принципы», ведь не все принципы выражены в текстах. Принцип правовой справедливости как таковой нигде не записан, но все суды мира, и конституционные суды в том числе, учитывают общее значение принципа справедливости. Туда включается, в частности, и принцип равенства перед законом, и принцип соразмерности преступления и наказания. Все это принципы, конкретизирующие один, более общий принцип. И с этой точки зрения наша Конституция гарантирует неизменность этого базового принципа. Сломать этот принцип –значит, вернуться в тоталитарное государство. Я думаю, что народы больше не захотят этого.

– Несмотря на провозглашенное прямое действие Конституции РФ, конституционные гарантии прав человека не реализуются должным образом. Что нужно сделать для создания эффективного конституционного механизма защиты прав человека?
– Не все, конечно, благополучно. А значит, надо выявлять «больные места» и совершенствовать законодательство. Потому что в целом его основы в нашей стране уже созданы. Недостатков немало. Мы все помним, как принимался печально известный закон о переводе льгот из натуральных в денежные. Сначала издали, потом начали поправлять – лихорадочно, в страшной спешке. Конечно, это говорит о том, что не все было продумано, хотя идея сама по себе правильная.
В нынешних условиях, в новых рыночных отношениях невозможно было оставлять все по-старому, когда, условно говоря, в больших городах чуть ли ни половина жителей бесплатно пользовалась общественным транспортом. Как общественный транспорт в таких «рыночных» условиях может развиваться? Понятно, что прежде чем достигнуть конкурентоспособности, самоокупаемости, он все равно нуждается в субсидиях со стороны государства, но не до такой же степени?! Надо было исправлять закон, но – как? По ряду позиций передали ответственность субъектам РФ. Но ведь одни регионы богатые, как Москва, и там эти льготы в отношении некоторых категорий граждан были сохранены и им еще добавлено. А некоторые регионы бедные, и там чуть не разразилась катастрофа. Вопиющий случай был в Башкирии, где у некоторых категорий льготников отняли все льготы, и дали взамен 250 рублей. Ну, как это объяснить? Я уж не говорю – с точки зрения не просто социального государства, а с точки зрения даже конституционности и законности вообще?
Второй пример – налоговое законодательство. Я хочу сказать о частоте его изменения. В феврале приняли новую редакцию одной из глав, а в декабре получаем эту же главу в еще более новой, новейшей, так сказать, редакции. У меня возникает вопрос: а как быть бедным налогоплательщикам? А инспекторам налоговым?
Помимо всего прочего, это создает идеальную базу для злоупотреблений, для произвольного применения, для коррупции, вообще-то говоря. Мне кажется, что уже пройдена та грань, когда стремление к изменению, вызванное динамикой переходного периода, фактически переходит в субъективную ошибку. Все эти явления нужно фиксировать, и привлекать к этому всех: и юридическую науку, и практикующих коммерсантов, предпринимателей, консалтинговые и юридические фирмы, исследовательские учреждения. Я думаю, сообща общество должно преодолевать подобные недостатки. Немаловажным я считаю и грамотное прохождение законов. Я имею в виду, прежде всего, отсутствие келейности, апробацию законопроекта, привлечение экспертов, ученых, а также всех тех, кого коснется будущий закон. Я думаю, все силы должны быть аккумулированы.

Конфискация – из одной крайности в другую
Но самое главное, я еще раз подчеркиваю, это то, что принято называть модным словом «транспарентность». Говорят, открытости не хватает в судах, но не менее важна она и в законодательном процессе. Как случилось так, что чохом, под прикрытием лозунга о борьбе с так называемой тоталитарной системой, исчезла конфискация из уголовного права? Я не говорю о конфискации в ее прежнем советском виде, когда можно было субъективно назначить это наказание за все почти виды имущественных преступлений, и не только, кстати, имущественных. Это недопустимо. Но в борьбе с одной крайностью законодатели впали в другую. И сейчас можно конфисковать по Уголовно-процессуальному кодексу только вещественные доказательства, тот же нож или пистолет. А, предположим, имущество, нажитое наркобароном, трогать нельзя. Его осудили на 5 или 10 лет, а его огромные деньги продолжают крутиться и в стране, и за рубежом.
Получается, что средства, нажитые преступным путем, даже тронуть нельзя. И это при том, что Россия ратифицировала несколько конвенций по борьбе с транснациональной преступностью, с наркоторговлей, с терроризмом и так далее. До сих пор в Уголовный кодекс поправки не внесены. Более того у меня вызывает удивление, когда некоторые депутаты заявляют, что председатель Конституционного суда себе позволяет лезть в политику и говорить о том, что законодателю нужно и что не нужно. Да я не говорю, что законодателю нужно; я говорю только о режиме конституционной законности. Россия ратифицировала конвенции, и этот режим требует, чтобы она приняла те меры, которые предполагаются этими конвенциями. Потому что конвенция, как и Конституция, не всегда может действовать непосредственно. Она имеет прямое действие, но требует от законодателя, чтобы был принят необходимый закон. Пока нет закона, в котором сформулирован состав преступления, признаки его, мера ответственности, – нет ни преступления, ни наказания. А это может сделать только Уголовный кодекс. И получается, что Россия ратифицировала конвенции, а транснациональная преступность, террористы, наркодельцы, коррупционеры с международными связями могут спокойно спать, не боясь за свое имущество, которое они получили преступным путем. Это что – справедливо?

– Каково Ваше личное мнение о возможности изменения ранее выраженных правовых позиций КС – в первую очередь, по вопросам правового статуса и устройства субъектов РФ и местного самоуправления. Возможен ли массовый пересмотр КС РФ своих правовых позиций, выраженных ранее?
– Естественно, я не могу и не буду отвечать на конкретный вопрос о том, будет ли отличаться правовая позиция КС по предстоящему делу от уже принятой позиции. Могу сказать лишь то, что всем и так хорошо известно: правовые позиции Конституционного суда являются обоснованием конечного вывода о том, конституционна норма закона или нет. Правовые позиции находится в неразрывной связи с резолютивной формулой Постановления и, следовательно, они сохраняют свою силу и не могут быть отменены Конституционным судом.
Другой вопрос – что понимать под правовой позицией? И что в этой правовой позиции является фундаментальным, а что – ситуативным? Я сейчас рассуждаю абстрактно, а не применительно к той или иной конкретной ситуации. Если может меняться интерпретация Конституции, то очевидно, что по мере движения общества и развития законодательной системы может уточняться и правовая позиция Конституционного Суда. Автоматически перенести уже существующую правовую позицию во вновь возникший спор можно далеко не всегда. Почему? Да потому, что дела не идентичны. В тех случаях, когда оспариваемая норма точно такая же, как прежняя, используется не только правовая позиция, а все решение КС целиком. Таких решений сотни, и звучит это примерно так: «в силу правовых позиций, которые высказывал суд ранее» и далее пересказывается то, что уже было когда-то решено. Эта касается всех норм, аналогичных тем, которые КС уже когда-то проверял. Но делать вывод о том, аналогична ли норма прежде рассмотренной или похожа на нее, право имеет только Конституционный Суд.
То, что правовые позиции находятся в движении, не следует трактовать как субъективизм или волюнтаризм Конституционного Суда. Этот процесс происходит во всех цивилизованных странах. Во всех правовых государствах правовые позиции конституционных судов находятся в развитии, в динамике. И нет в этом ничего особенного. Право – это живая материя, и ее нельзя мумифицировать или цементировать. Если бы это происходило, было бы невозможно и развитие самой Конституции. Другой вопрос: в какой мере возможна эта корректировка? Нельзя, недопустимо и недостойно действовать по принципу «чего изволите?». И Конституционный Суд, конечно, связан своими правовыми позициями. Если правовая позиция затрагивает саму суть конституционного положения, она не может до такой степени меняться и уточняться применительно к новому делу настолько, чтобы исказить суть конституционной нормы. Это просто недопустимо.

Оптимизация налогов не всегда противозаконна
– Судья Конституционного Суда Г.А. Гаджиев однажды отметил, что налоговое законодательство является «самым некачественным из всех отраслей права» в России. В результате можно встретить различное толкование одной и той же нормы Налогового кодекса Минфином, судами, ФНС, различными экспертами. Как Вы считаете, должен ли Конституционный Суд РФ чаще осуществлять толкование норм налогового права, указывать свою точку зрения и тем самым побуждая законодателя вносить изменения, либо, наоборот, дистанцироваться от данной проблемы?
– Я бы сказал так: налоговое законодательство в силу свой специфики требует определенности, четкости и ясности. Сам предмет регулирования создает немалые возможности для усмотрения правоприменителя, будь то налоговый орган или суд. Я бы сказал, что многие налоговые нормы далеки от совершенства. Достаточно вспомнить, что примерно треть всех жалоб в КС связана с налоговым законодательством, и множество норм было дисквалифицировано Конституционным судом. Но вместе с тем, я бы не сказал, что в целом, в массиве своем налоговое законодательство никуда не годится. Во многом проблемы возникают не из-за того, что конкретные нормы имеют недостатки, а именно из-за применения закона.
Правоприменители, как мне кажется, должны руководствоваться не только буквой, но и духом законодательства, а если конкретнее – принципами, изложенными в первой части Налогового кодекса. А это требует очень высокого профессионализма. Не только честности и добросовестности, но и высокого профессионализма стражей налогового законодательства. Еще одна особенность налоговой сферы состоит в том, что правоприменители обязаны исходить из принципа презумпции добросовестности налогоплательщика. Нельзя этот принцип абсолютизировать, но они должны доказывать вину налогоплательщика. Сложность в том, что, в отличие от уголовного права, нормы которого ясно и недвусмысленно говорят, чего нельзя совершать, налоговое законодательство не дает столь однозначных ответов. Существуют способы так называемого правомерного исчисления оптимального варианта налога. Где проходит грань между оптимальным вариантом, существующим в рамках закона, и противозаконной схемой ухода от налогов? – вопрос очень непростой. Не всегда, разумеется, уход от налога более высокого к менее высокому выходит за рамки налогового законодательства. И было правонарушение или нет – это вопрос доказывания на суде. Если налоговая норма заведомо не позволяет с точностью и определенностью сказать, нарушил налогоплательщик закон или нет, эта норма несовершенна. Она порождает ситуацию неравенства налогоплательщиков, провоцирует злоупотребления и создает пространство для произвола. Могу сказать, что споры о том, качественна или нет налоговая норма, должны решаться в Конституционном Суде. А наш суд будет исходить из общего критерия оценки налогового законодательства – норма должна обладать такой точностью, ясностью и предсказуемостью, чтобы не создавать возможности поступать произвольно.