ВВП: вся власть президенту
Об этнополитических рисках Владимира Путина
По роду деятельности автор этих строк занимается этнополитическими процессами, т.е. изучает динамику отношений между разными этническими общностями, их взаимодействие с властью и — шире — с политической системой в целом. Эти процессы носят долговременный характер и угрожают лично президенту России значительно в меньшей мере, чем стране и обществу в целом. Кроме того, в сравнительно небольшой статье я не смогу перечислить все направления угроз, связанные с негативными тенденциями в этнополитической сфере, и остановлюсь лишь на некоторых из них. Так, я не включаю в свой анализ «проблему Чечни», несмотря на громадное влияние ее на весь спектр этнополитических процессов, и только потому, что специфичность и чрезвычайная сложность этой проблемы абсолютно не допускают «скороговорки», но требуют специального и подробного рассмотрения.
Маятник активности этнических общностей Постсоветскую историю России можно разделить на два периода. Первый — период правления Бориса Ельцина — часто называют «эпохой революции». С фактическим приходом к власти Владимира Путина в 1999 г. совпало по времени начало второго периода, который условно можно назвать «эпохой стабилизации». В этнополитической сфере важнейшей особенностью, разделяющей эти два периода, было чередование активности этнических меньшинств и этнического большинства. Это явление я в своих научных публикациях обозначаю, как эффект «этнополитического маятника».
Его первый цикл — активизация этнических меньшинств — наблюдался в 1990—93 гг. Тогда проявились так называемый «парад суверенитетов» российских республик, этнические конфликты и даже активность на международной арене (скажем, действия Конфедерации народов Кавказа в Абхазии). Все это было связано с деятельностью национальных движений этнических меньшинств. Однако уже к середине 1990-х становится заметным спад их активности. Напротив, этническое большинство России было пассивно в «революционную эпоху» и активизировалось в «эпоху стабилизации».
Второй цикл — этнополитическая активизация русского большинства, стал проявляться с середины 1990-х годов и усилился к началу 2000-х. Исследования социологов под руководством проффессора Л.М. Дробижевой показывают, что с той поры быстрее всего выросли наиболее эмоционально выраженные формы этнического самосознания русских. Если в 1994 г. не более 8% русских в республиках отвечали, что «любые средства хороши для отстаивания благополучия моего народа», то в 1999 г. и в республиках, и — впервые — в русских областях такую установку проявили в опросах более четверти русских респондентов. По данным ВЦИОМа, доля людей, полностью или частично поддерживающих лозунг «Россия для русских», возросла за период с 1998 по 2002 г. с 45% до 55% опрошенных, в основном (более чем на 3/4) русских, тогда как у представителей других национальностей преобладает крайне отрицательное отношение к этой идее. 59% представителей данной группы оценили ее как «настоящий фашизм». Этот цикл проявляется также в более высокой тревожности этнического большинства в сравнении с представителями других групп населения в отношении реальных или мнимых угроз.
На мой взгляд, «стабилизация» в этнополитической сфере проявилась всего лишь как смена форм активности. Уже в силу этого новое явление слабо замечается, как большинством населения, так и властями. Изменился предмет этнополитической напряженности. В «эпоху политической стабилизации» заметно уменьшились угрозы этнического сепаратизма. Зона проявления его, в открытых формах, ограничилась лишь отдельными участками территории Чеченской республики. Вместе с тем, возросли латентные формы межэтнической напряженности. Так, почти вдвое вырос уровень ксенофобии, но, что еще опаснее, отмечается гигантский рост экстремистских организаций националистической направленности. Если взять только одну из их разновидностей, объединяемых идеей «Россия для русских», например, «скинхедов», то их численность выросла с нескольких десятков человек в 1990-е годы до более чем 30 тыс. к 2004 г.
Вероятным следствием роста тревожности, ксенофобии у представителей этнического большинства может стать ответная реакция этнических меньшинств. В этом случае этнополитический маятник совершит третий заключительный цикл колебаний, который может завершиться разрушительным кризисом государственности.
Политические стратегии
Этнополитический маятник запускается инерционными этнополитическими процессами, однако амплитуда его колебаний, в конечном счете, зависит от воздействия на них политических решений. Между тем этническая политика обоих российских президентов была и остается реактивной, т.е. формируемой непосредственно как ответ на некие сиюминутные вызовы и не учитывающей стратегические последствия принимаемых решений. В «эпоху Ельцина», когда был слышен лишь голос меньшинств (точнее лидеров национальных движений республик России), государственная политика определялась формулой: «Берите суверенитета, сколько сможете». В «эпоху Путина» тон задают политические силы, выступающие от имени этнического большинства, и ответом на вызов меньшинств стала политика ограничения прав региональной и особенно национальной элиты, а также появление в Государственной думе законопроекта «О русском народе», главное содержание которого сводится к признанию этнического большинства «государствообразующим народом».
Сразу же скажу, основной недостаток этого закона в его заведомой декларативности. Он не способен дать ничего полезного этническому большинству, но может вызвать обострение национального раскола. Если один народ признается «государствообразующим», то кем же являются другие народы, так же веками проживающие на территории России? Если в масштабе всей России один народ признается главным, то на этноспецифических территориях (как бы их не называли и не переименовывали — республиками или губерниями) неизбежно появятся свои «главные народы». Тогда вместо интеграции страны, мы получим новый виток межэтнического размежевания.
Односторонняя ориентация власти на поддержку или ограничение интересов той или иной группы этнических сообществ усиливает амплитуду колебания этнополитического маятника, вызывая негативный ответ и консолидацию групп, которые считают себя «обделенными» вниманием власти.
Этнополитические декларации и реальная практика
В России существуют политико-правовые предпосылки для формирования этнической политики как стратегии, направленной на консолидацию общества. Президент Путин в своем послании Федеральному Собранию 2004 г. впервые назвал граждан России — единой нацией. Еще раньше в Конституции 1993 г. была определена формула интеграции, выраженная в том, что единственным источником и носителем власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Беда лишь в том, что все заметнее становится разрыв между правильными словами, хорошими декларациями и несоответствующей им политической практикой. Она предоставляет множество примеров того, как государственная политика невольно приводила к раскачиванию этнополитического маятника, как благие по своим целям реформы, направленные, казалось бы, на политическую стабилизацию и укрепление целостности страны, приводили к прямо противоположным последствиям именно потому, что вызывали отторжение или даже сопротивление этнических сообществ.
Государственные управленческие решения способны вызывать не только протест, но и сопротивление массового этнического сознания, если они воспринимаются как угрозы основным этническим символам: языку, «исторической территории», самоуправлению и др. Примером в этом отношении может служить политика «рецентрализации России», восстановления вертикали власти. Она, на мой взгляд, явно не оправдывает возлагаемые на нее надежды обеспечения стабилизации этнополитической ситуации.
Остановлюсь лишь на одной инициативе в этой сфере — переходу от избрания к фактическому назначению губернаторов. Кстати, предлагаемая процедура по своей технологии практически не отличается от того, что в Конституции определяется, как «назначение» главы правительства России. На тему изменения порядка отбора лидеров регионов сейчас ведется много дискуссий с правовой точки зрения; я же хочу затронуть лишь некоторые этнополитические аспекты этой проблемы.
Говорят, «народу безразлично, избирать будут губернаторов или назначать». Отвечу: это смотря какому народу. У народов Северного Кавказа, выборы — это традиционный институт, это часть их повседневной жизни. Здесь выбирают почти всех: от тамады за столом до поселкового старшины, от муфтия до главы локального джамаата (джамаат — община у ваххабитов. — Прим. ред.). Назначенный наместник царя или президента зачастую представлял лишь видимую власть, а реально управляли всем власти неформальные и избранные. Чем шире растопырены ножницы между формальной и неформальной властью, тем выше и вероятность коллапса управления на данной территории и вспышек конфронтации между этими властями. Так, предвестником больших конфликтов могут служить недавние события в Дагестане, где региональный лидер Хасавюртовского района открыто выступил против главы этой республики, удерживающегося у власти только благодаря поддержке Кремля.
Национальная элита стала быстро расти уже в советское время. В постсоветский период ее ряды заметно расширились (к управленцам и национальной интеллигенции в республиках добавились бизнесмены и бурно растущие ряды религиозных активистов). Тот, кто говорит, что в случае назначения московских наместников или вообще упразднения республик национальная элита рассосется, либо сильно лукавит, либо напрочь лишен понимания этнополитических процессов. Известно, что репрессии способны лишь усилить недовольство и укрепить роль наиболее радикальных сил.
Во все времена и во всех странах за повышение лояльности национальной элиты приходилось платить расширением ее участия в делах государства, включением ее в новые престижные ниши. Так было и в середине 1990-х, когда политическая активность национальных элит повсеместно спала, за исключением Чечни, где шла война. Сегодня же заметено новое оживление политической активности национальных элит и происходит это как раз на волне недовольства авторитарной политикой Кремля.
Национальная интеллигенция недовольна законами, которые спускаются из Москвы и ущемляют интересы национальной культуры (вроде пресловутого закона, запрещающего использовать в национальных языках иную графику, кроме кириллицы). Деловые структуры ропщут под нарастающим давлением коррупции (раньше чиновники требовали взяток, а сегодня стремятся захватить бизнес целиком). Да и политические элиты, хоть и поддержали, в большинстве своем, новые инициативы президента (что было делать, они уже и сегодня люди подневольные), но обиды свои затаили. Что касается элиты неформальной, то она в таких условиях быстро укрепляется. Ее трудно заставить смириться с новыми законами, зато легко подвигнуть к новому витку сопротивления, к сплочению сил перед лицом общего врага.
Особо хочу остановиться на процессах в исламских структурах. Чем больше представители традиционного ислама прислоняются к власти, тем больше растет популярность нетрадиционных для России направлений ислама вроде ваххабизма, который многими рассматривается и используется как эффективная форма оппозиции (ваххабизм является разновидностью салафизма — течения, стремящегося восстановить ислам образца VII века. — Прим. ред.). Если муфтий получает из рук Кремля пост президента одной из республик, то его оппоненты все с большим интересом смотрят на нетрадиционные, в том числе и самые радикальные течения ислама. В целом по России и особенно на Северном Кавказе нетрадиционные и радикальные течения ислама расширяются и укрепляются чрезвычайно быстрыми темпами. Радикальные исламистские организации не раз заявляли о себе как вооруженной силе не только в Чечне и Дагестане, но уже и в Карачаево-Черкесии, а в последнее время открыто проявились и в доселе тишайшей Кабардино-Балкарии.
Назначение региональных лидеров не повышает их ответственности не только перед народом, но и перед Кремлем, поскольку в нынешних условиях чаще всего порождает определенный тип чиновника-временщика, перекати-поле. Сегодня он не справился в одном регионе — завтра будет переброшен в другой или может быть наказан назначением в министры, как бывший губернатор Приморья Наздратенко, или как бывший петербургский губернатор, который не по своей воле уже третий пост меняет едва ли не за год. В то же время сам факт назначения главы региона усилит тенденцию переноса претензий населения с регионального уровня на центральный. Государь назначил наместника, он за него и ответственность несет. В таких условиях президент страны может быть объявлен ответственным даже за сбои в электроснабжении в каком-нибудь отдельно взятом селе Гадюкино. В республиках же, на территориях с преобладанием населения титульных национальностей, указанная тенденция может привести к росту антирусских настроений, поскольку в таких местах федеральная власть воспринимается как русская и, исходящие от нее неприятности, зачастую, рассматриваются как целенаправленная дискриминация нерусских народов.
Итак, вместо «вертикали власти» выстраивается конструкция подобная трубе, в которой сверху, при ослаблении региональных фильтров спускаются ошибочные управленческие решения, а снизу поступает напор требований и подозрений. Исторически похожая ситуация складывалась в канун распада империй, когда растущая централизация государств вызывала накопление недовольств в национальных окраинах. Отчужденная от власти национальная элита способна использовать подобные недовольства населения, облечь их в этнорелигиозную оболочку и обеспечить тем самым такой уровень сопротивления населения властям, против которого бессильны любые армии. Если говорить о российских реалиях, то здесь армия давно утратила функцию сдерживания сепаратистских тенденций. Армию боятся, когда она находится в казарме, а если она уже десять лет воюет и неудачно, то теряет способность к устрашению кого-либо.
Президенты приходят и уходят, а этнополитические проблемы остаются, поскольку чаще всего носят долговременный инерционный характер. Этнополитическая ситуация в России и особенно проявляющиеся в последние годы тенденции ее изменения в сторону роста этнической подозрительности отнюдь не обнадеживают. Вместе с тем и охарактеризованные в этой статье угрозы нового цикла этнических конфликтов пока являются лишь гипотетическими и, на мой взгляд, существуют возможности эти угрозы избежать.
Нынешний рост этнических страхов и усиление влияния негативных стереотипов — это всего лишь массовые настроения, меняющиеся в режиме колебания маятника. В случае позитивного развития экономики и успехов в становлении гражданского общества может происходить определенная нормализация межэтнических отношений. Однако даже при самом оптимистическом сценарии развития России было бы глубочайшим заблуждением надеяться на то, что «невидимая рука рынка» или «демократизация» сами по себе приведут к решению межэтнических проблем. Следовательно, нельзя откладывать разработку государственной этнической политики до лучших времен, они могут и не наступить.
Эмиль ПАИН, руководитель Центра по исследованию проблем ксенофобии и экстремизма ИС РАН, доктор политических наук