СРЕДА ПОЛИТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ
СОЦИАЛЬНЫЙ КОНФЛИКТ

ПОСТУПЬ КРИЗИСА И УЛОВКИ ВЛАСТИ

В месте с тем очевидно, что совместная деятельность и жизнь людей могут быть организованы и без купли-продажи. Существуют разные способы предоставления и материальных ценностей, и труда (дарение, кормление, взаимопомощь, совместная работа, прямой продуктообмен и т.д.). Существуют и типы хозяйства, причем весьма сложно организованного, при которых блага и усилия складываются, а не обмениваются — так, что все участники пользуются созданным сообща целым.

Полный отказ от всех таких форм вызвал социальную катастрофу. Развивается она не слишком быстро в силу огромной прочности созданных в советское время систем жизнеобеспечения и устойчивости культуры людей, воспитанных русской литературой и советской школой. Однако на ряде направлений уже слышны тяжелые шаги Каменного гостя — приближение срывов и отказов больших систем (например, теплоснабжения).

Известно, что в СССР организацию важнейших систем жизнеобеспечения взяло на себя государство (пример — ЖКХ). Блага, «производимые» этими системами, распределялись уравнительно: бесплатно либо за небольшую плату. В этом заключался патернализм. В отношении доступа к базовым благам советское общество было устроено по типу семьи, в которой роль отца (патера) выполняло государство.

Реформаторы, следуя догмам неолиберализма, напротив, не признают иного основания для права на жизнь, кроме платежеспособного спроса. Коррекция «жестокой» действительности допускается как социальная помощь «слабым».

Это подчеркивает В.В. Путин в своем Послании 2000 года: «Политика всеобщего государственного патернализма сегодня экономически невозможна и политически нецелесообразна... У нас нет другого выхода, кроме как сокращать избыточные социальные обязательства и строго исполнять те, которые мы сохраним».

Первое утверждение нелогично. Патернализм всегда экономически возможен, он не определяется величиной казны или семейного бюджета. Разве в бедной семье отец (патер) не кормит детей? Во время Гражданской войны советское государство изымало через продразверстку примерно 1/15 продукции крестьянства, выдавало 34 млн. пайков и тем самым спасло от голодной смерти городское население, включая дворян и буржуев. Это и есть патернализм в чистом виде. Сегодня РФ имеет в тысячи раз больше средств, чем Советская Россия в 1919 году, — а 43% беременных подходят к родам в состоянии анемии от плохого питания.

Второе утверждение — что государственный патернализм «политически нецелесообразен» — никак не обосновано. Так говорят, да и то на практике не выполняют, лишь крайне правые политики вроде Маргарет Тэтчер. А, например, русский царь или президент США Франклин Рузвельт никогда такого бы не сказал. В чем же тогда целесообразность, в чем сама цель Российского государства, если сохранить разрушающееся на глазах общество считается нецелесообразным?

Тезис гласит: «У нас нет другого выхода, кроме как сокращать избыточные социальные обязательства». Здесь нарушение меры. В чем избыточность социальных обязательств в РФ? Относительно чего они избыточны — относительно смерти? Уже все мусорные баки несколько раз в день скрупулезно перебираются людьми, еще недавно принадлежавшими к «среднему классу». Число этих людей таково, что они составляют социальную группу. Они не ради развлечения занимаются этим промыслом. Но ведь они — только видимый кончик проблемы.

А вот массивный симптом. Государственный доклад «О состоянии здоровья населения Российской Федерации», опубликованный в начале первого президентского срока В.  Путина, гласит: «Непосредственными причинами ранних смертей является плохое, несбалансированное питание, ведущее к физиологическим изменениям и потере иммунитета, тяжелый стресс и недоступность медицинской помощи». И при этом президент считает социальные обязательства государства избыточными и призывает их сокращать!

Обещание «адресной помощи» несостоятельно. «Адресная» помощь есть социальная демагогия, добиться ее даже в богатых странах могут не более трети тех, кто должен был бы ее получать. Так, жилищные субсидии в США получают лишь 25% от тех, кто по закону имеет на них право. Проверка «прав на субсидию» и оформление очень дороги и требуют большой бюрократической волокиты — даже при наличии у чиновников страстного желания помочь беднякам. На деле именно наиболее обедневшая часть общества не имеет ни грамотности, ни навыков, ни душевных сил для того, чтобы преодолеть бюрократические препоны и добиться законной субсидии.

Поэтому, как говорил премьер-министр Швеции Улоф Пальме, если доля нуждающихся велика, для государства дешевле применять не адресную, а автоматическую систему помощи, либо оказывать ее всем на уравнительной основе, например, через цены или дотации отрасли вроде теплоснабжения.

Но другая мысль Пальме еще более важна, и уж она-то, казалось бы, должна быть близка нашей культуре: сама процедура оформления субсидии превращается в символический акт — на человека ставится клеймо бедного. Это  узаконенное признание слабости (и отверженности) человека, которое само по себе усугубляет бедность и раскол общества.

Наконец, иллюзорным является и довод, посредством которого В.В. Путин отвергает политику патернализма: «Отказ от нее диктуется... стремлением включить стимулы развития, раскрепостить потенциал человека, сделать его ответственным за себя, за благополучие своих близких».

Вера, будто погрузить человека в нищету и обстановку жестокой борьбы за существование означает «раскрепостить его потенциал», есть утопия. Она противоречит и науке, и историческому опыту. На деле все наоборот! Спокойствие и уверенность в завтрашнем дне позволяют человеку плодотворно отдаться творческой работе и воспитанию детей — вот тогда-то и раскрывается его потенциал. Это не только наш опыт, по этому пути с опорой на государственный патернализм пошли Япония и страны Юго-Восточной Азии.

Столь же наглядно опыт РФ показал, что стресс и гонка ведут к росту смертности и преступности, отчего этот самый потенциал съеживается. Даже в США с их колоссальным богатством превращение общества в арену борьбы за рост потребления привело к большим потерям человеческого потенциала и аномальному уровню преступности. В заключении там находятся более двух миллионов человек, причем начиная с 1990 года число лишенных свободы американцев возросло практически вдвое, и на каждые 140 жителей страны приходится по одному заключенному (в России — по одному на каждые 165 жителей).

В.В. Путин признает, что РФ переживает демографическую катастрофу, но уходит от причинно-следственных связей этого явления. Он не связывает сокращение населения с курсом реформ, он просто говорит: «Если нынешняя тенденция сохранится, выживаемость нации окажется под угрозой».

И ведь сдвиг к полному свертыванию государственного патернализма после 1999 года вызвал новый рост смертности даже при очень высокой цене на нефть. Сам В.В. Путин отмечает в Послании 2003 года: «В последние годы смертность населения продолжала расти. За три года она увеличилась на 10%. Продолжала снижаться и ожидаемая продолжительность жизни. Печальная цифра — с 67 лет в 1999 году до 64-х — в 2002 году».

Признавать угрозу выживаемости нации и уходить от выявления причин столь страшного явления — плохая политика. На что расчет — на гениальное решение тайной хунты просвещенных правителей? Но масштаб кризиса не тот, чтобы существовал хоть один шанс на эдакое счастье. Без диалога и ясной программы, на базе которой возможен общественный договор и общие усилия, преодоление кризиса невозможно.

Но первое условие такого договора — отказ от превращения России в джунгли конкуренции, от стравливания людей в звериной борьбе за выживание. И первый шаг — ограничение законов рынка в социальной сфере, поворот к восстановлению отношений государственного патернализма. Первые объекты здесь известны: ЖКХ, образование, здравоохранение.

Речь идет об историческом выборе, а не об административных ухищрениях.

Сергей КАРА-МУРЗА