ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЦЕНТР

ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

А ключевые российские вопросы остаются без ответов

(Окончание. Начало в № 12, 2003 г.)

• Вопрос третий

То, что в 90-е годы и вплоть до настоящего времени традиционная основа доходной части бюджета страны – рента на природные ресурсы и акцизы на спиртное – была в основной своей части передана различным легальным и нелегальным частным структурам, это, как говорится, медицинский факт, всерьез оспаривать который сегодня не решится, наверное, никто. Дискуссия идет лишь о том, в какой пропорции эти доходы делятся между обществом в целом и новыми собственниками (они же олигархи): в отношении 15:85 в пользу последних, или 40:60, или 50:50. И даже самые ярые защитники сложившегося положения признают, что уж по крайней мере рента с наиболее благоприятных по условиям добычи месторождений целиком минует бюджет. Даже официально сегодня принято считать, что «левый», подпольный, оборот спиртного в стране составляет не менее половины всего оборота.

На подобном фоне особенно лицемерными выглядят все стоны и причитания об отсутствии денег в казне, о необходимости резкого сокращения расходной части бюджета, о невозможности отыскать средства для решения таких жизненно важных задач, как поддержание устойчивой, спокойной социальной обстановки в стране, как сохранение на должном уровне ее обороноспособности и модернизация ее Вооруженных сил, как неизбежное, если страна думает о дальнейшей своей судьбе, субсидирование ее северных и восточных регионов, а также ряда важнейших отраслей экономики (в частности, сельского хозяйства), как возрождение ее науки, образования, здравоохранения, культуры и т.д. Вопреки распространенным ныне утверждениям убежден: за исключением административных расходов (а это, конечно, существенная, но отнюдь не главная статья бюджета), любые серьезные сокращения его расходной части сегодня неоправданны и неприемлемы. Досокращались уже до предела, за которым маячит угроза самых серьезных социальных и политических осложнений, когда, возможно, придется уже думать вообще о национальном самосохранении. А недоиспользуемых, но потенциально весьма значительных источников пополнения доходной части бюджета страны остается по существу только три: природная рента, акцизы и продолжающийся отток частных капиталов и доходов за рубеж. По некоторым оценкам, размеры только недополучаемой сегодня государством природной ренты равны примерно 3/4 всех ежегодных бюджетных доходов страны.        

 

• Вопрос четвертый

 Нам нельзя и дальше иметь «экономику недоверия», экономику без кредита. Не бывает и не было никогда в человеческой истории здоровой экономики без кредита. За счет только своих средств никто в мире не жил и не живет, все к своим средствам еще так или иначе привлекают заемные.

В России же кредит – это до сих пор в основном спекулятивные вложения. В инвестициях российских компаний и предприятий соотношение собственных средств и привлеченных кредитов составляет сегодня примерно 12:1, в то время как в развитых странах оно близко к обратному. В активах российских банков кредиты на срок более одного года до сих пор не превышают 3–4%. В наших условиях для того, чтобы получить нормальный инвестиционный кредит на 3–5 лет, надо быть либо воистину гениальным, либо сверхвлиятельным человеком, включая и все мыслимые методы неформального влияния. Никак пока не компенсирует этот коренной порок российской экономики и фондовая биржа: вплоть до сегодняшнего дня ее функции в основном тоже спекулятивные, она не стала инструментом существенной мобилизации национальных капиталов и всерьез обслуживает пока интересы вряд ли более 25–30 наиболее крупных или наиболее разрекламированных компаний.

Причина сложившегося положения  прежде всего именно в недоверии. Ни государству, ни частным банкам, ни вообще рублю, как таковому, население и инвесторы не верят. Это естественная расплата за тотальные конфискации сбережений и населения, и предприятий, и портфельных инвесторов в 1992 и 1998 гг. Только тогда (и не раньше) можно будет поверить, что наша экономика выздоравливает, что мы превращаемся в нормальную страну с нормальной рыночной экономикой, когда население достанет накопленные деньги из-под «матрацев»  и понесет их либо в банк, либо на фондовую биржу. А по появившимся в последнее время оценкам, таких спрятанных «под матрац» сбережений в России накопилось сегодня от 80 до 160 млрд. долларов.

Уверен, самая важная задача нашего руководства сейчас – всеми возможными мерами восстановить подорванное доверие людей и к себе, т.е. Правительству страны, и к финансово-кредитной системе, и к рублю как платежному средству. А по-другому говоря, главная социальная проблема сегодня с точки зрения развития – это восстановить доверие вообще к жизни. Одними частными силами эту проблему, естественно, не решить, тем более что она имеет не только экономический, но, может быть, еще в большей мере политический характер.

 

• Вопрос пятый

 На словах руководство страны, кажется, постепенно осознает, что перед Россией вырисовывается весьма реальная перспектива через десятилетие-другое (вряд ли позже) превратиться в мировое интеллектуальное и технологическое захолустье. За прошедшие 10–12 лет, по ряду оценок, до 2/3 научно-исследовательского потенциала страны было либо полностью, либо почти полностью разрушено. Лучшая и, имея в виду прежде всего младшее и среднее поколение, наиболее перспективная часть исследователей эмигрировала за рубеж или перешла в другие сферы деятельности, преимущественно в бизнес.

Эту печальнейшую для страны ситуацию при непредвзятом взгляде на вещи невозможно оправдать никакими объективными причинами.Интересно, каким образом руководство страны собирается перестраивать российскую экономику из преимущественно примитивно-сырьевой в «экономику знаний» и форсированно развивать высокотехнологичные отрасли, если собственная база для такого развития во многом разрушена и продолжает разрушаться? Государство же и сегодня продолжает на деле отказываться от выполнения даже закрепленной в Конституции нормы в 4% расходов на науку от всех бюджетных расходов, обещая приблизиться к ней лишь где-то в следующем десятилетии.

 

• Вопрос шестой

 Отнюдь не считая себя специалистом в аграрной проблематике со всеми ее невероятными теоретическими и практическими сложностями, решусь все же утверждать, что страна доныне не имеет никакого даже приблизительного плана обустройства и переустройства сельского хозяйства. То, что российская деревня в массе своей вымирает (за исключением, пожалуй, только особо плодородных регионов), что запустение охватывает все новые и новые некогда вполне продуктивные земли, что материально-техническая база и инфраструктура села разрушаются, а поголовье скота неуклонно сокращается, что при нынешнем уровне производительности труда наш аграрно-промышленный комплекс без прямой государственной поддержки не выдерживает даже простейшей иностранной конкуренции, – все это сегодня видят и знают все. Но что дальше? Боюсь, на этот вопрос внятного ответа сейчас не знает никто – ни левые, ни правые, ни центристы.

           

• Вопрос седьмой

 Разлад между словом и делом продолжает сохраняться  и еще в одной важнейшей (может быть, даже самой важной) сфере экономической политики – отношении государства к малому и среднему предпринимательству. Российские реформаторы начали, что называется, строить дом не с фундамента, а с крыши, выдвинув во главу угла задачу приватизации тяжелой и вообще крупной промышленности и отложив на неопределенное время задачу активизации глубинных, творческих сил российского общества.

И дело здесь не только в том, что провозглашенные декларации и принятые в последнее время разнообразные постановления не дают должного эффекта. Действительно, вопреки всему налоговый пресс на малый и средний сектор в реальности пока лишь усиливается и не дает возможности выйти ему «из тени». Административные сложности при регистрации и лицензировании нового дела становятся все более труднопреодолимыми: еще десять лет назад средний срок для его открытия укладывался в три месяца, сейчас на это нужно истратить год. «Одно окно» для соответствующих документов как было, так и осталось недосягаемой целью. Произвол, многочисленные бюрократические и правоохранительные проверки и поборы возрастают. Целенаправленной льготной кредитной поддержки малого и среднего бизнеса фактически нет, как и прежде. Государственный рэкет и коррупция если и потеснили несколько криминальный контроль, то для самих бизнесменов жизнь ни в какой мере от этого легче не стала. Государство на всех его уровнях продолжает активную войну с такими проявлениями предпринимательской активности населения, как мелкая торговля, ремесло, рынок, многомиллионная армия «челноков» и т.д. В этих условиях надо действительно быть «семи пядей во лбу» или обладать исключительной изворотливостью, чтобы открыть и сохранить свое даже небольшое дело. А таких людей у нас, естественно, немного. Предпринимательские способности и вообще-то в мире имеют 5–6% населения, а у нас к тому же, не надо забывать, этот слой всячески вытаптывали почти весь прошлый век.

 

• Вопрос восьмой

 В принципе, наверное, можно предположить, что со временем, с образованием единого европейского экономического пространства и дальнейшим открытием экономики страны структура внутренних цен в России будет во многом (а не только по ценам в московских бутиках и ресторанах) похожа на что-то усредненно общеевропейское, оно же мировое. Но при одном и непременнейшем условии: цена главного рыночного товара – труда, рабочей силы – должна быть тоже более или менее близка к уровню, характерному для ведущих промышленных стран. Сегодня именно это и есть главная ценовая диспропорция в экономике России: за аналогичный по интенсивности и уровню квалификации труд наемный работник в России вот уже 4 поколения подряд получает зарплату в десятки, а во многих сферах и в сотни раз меньшую, чем повсюду в индустриальном мире.

 

• Вопрос девятый

 Думаю, не менее опасна для стабильности российского общества и поспешность в проведении так называемых социальных реформ. Перевод на чисто коммерческую основу жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ), образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения вообще сомнителен как принцип. Недаром в большинстве развитых стран в их политике и социальном устройстве все более утверждается сегодня идеология «рыночной экономике – да, рыночному обществу – нет». По крайней мере, строительство основной части инфраструктуры ЖКХ практически везде сегодня финансируется не из квартплаты, а из централизованных и местных налоговых поступлений, в расходах на образование доля государства и разного рода общественных фондов даже в США достигает 75%, медицинское страхование для работающих, а также для отработавших свое пенсионеров гарантируется автоматически, стабильность основной части пенсий тоже гарантируется и т.д.

В наших же конкретных условиях переход сегодня социальной сферы на самоокупаемость и вовсе выглядит пока авантюрной.

 

• Вопрос десятый

Он последний по счету, но отнюдь не по важности. Вряд ли сегодня будет кто-либо возражать, что процесс постепенного «открытия» российской экономики, выхода России из длительной изоляции и активного включения ее в мировую экономическую жизнь есть в принципе благо для страны. Насыщение внутреннего рынка, импорт высокотехнологического оборудования, привыкание российских предприятий к жестким условиям международной конкуренции, переход на более высокие технические и другие стандарты, наконец, пусть и скромный пока, но уже ощутимый приток иностранного капитала – все это положительные эффекты «открытости». Исторически оправданной в условиях нарастающей и неотвратимой глобализации является, несомненно, и цель вхождения России во Всемирную торговую организацию (ВТО) в качестве полноправного ее члена со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями.

Но и здесь тоже нужен дозированный и осторожный подход. Готовы ли мы к такому присоединению, тем более в ускоренном темпе? И есть ли у нас сегодня достаточно ясное представление о, так сказать, «балансе прибылей и убытков» для страны от этого присоединения? Не лишним будет, наверное, сослаться на опыт того же Китая, который потратил почти двадцать лет на подготовку к присоединению к ВТО, добившись в ходе этой подготовки главного: массированного проникновения и закрепления на рынках США и других развитых стран продукции своей обрабатывающей (в том числе высокотехнологичной) промышленности. Обеспечив огромный и устойчивый актив торгового баланса и массовый приток иностранного капитала (за один только год превышающий все, что удалось России привлечь за последние 12 лет), Китай теперь вполне может позволить себе такую роскошь, как уступить иностранным конкурентам какую-то часть своего внутреннего рынка в качестве своеобразной платы за укрепление своих внешнеэкономических позиций во всем мире.

Сегодня все профессиональные оценки сходятся фактически на том, что ежегодная наша выгода от присоединения к ВТО сводится примерно к 3 млрд. долларов по экспорту. Что мы потеряем по импорту, если это присоединение задушит, к примеру, нашу авиационную и автомобильную промышленность, многие наши потребительские отрасли, банковскую и страховую сферу и т.д., этого еще никто не посчитал. Между тем в западной печати появляются и оценки, что в случае присоединения к ВТО свыше 90% нашей обрабатывающей (не добывающей!) промышленности просто «ляжет». А если к этой угрозе прибавить еще и такие разрушительные требования ВТО к нашей стране, продиктованные откровенной политикой «двойных стандартов», как, скажем, сведение к минимуму государственной поддержки сельского хозяйства или требование о выравнивании внутренних цен на электричество и газ (а следовательно, и на многое другое) с европейскими ценами, – картина и вовсе становится далеко не радужной.

В то же время нельзя не видеть, что развернувшаяся сегодня дискуссия вокруг присоединения к ВТО неоправданно отвлекает внимание общественного мнения на вопрос, который по значению на самом деле является далеко не первым с точки зрения не только текущих, но и перспективных интересов страны. Параллельно существует тяжелейшая по своим последствиям для российской экономики проблема беспрецедентной «утечки» капитала из страны (если, конечно, не исходить, как это делают некоторые правительственные советники, из абсурдного принципа «чем меньше в стране денег, тем лучше»). Этот хронический «дренаж» колеблется все последние 12 лет вокруг уровня в 20 млрд. долларов в год. Таким образом, соотношение по значимости проблемы присоединения к ВТО и проблемы «утечки» капитала из России составляет 1:7(8). Как остановить этот «дренаж» и какие нужны меры, чтобы стимулировать в сколько-нибудь серьезных масштабах возврат в страну эмигрировавших капиталов, – вот вопрос сегодня действительно первостепенной важности, на который тоже пока внятного ответа нет.

России пора, наконец, перестать финансировать мир. На Западе принято считать, что все последние 12 лет именно западные страны финансируют Россию. На самом же деле, испытывая собственную острейшую нужду в инвестициях, наша ослабленная затянувшимся кризисом экономика все эти годы финансировала и продолжает финансировать намного более успешную западную экономику за счет легальной и нелегальной «утечки» отечественного капитала. И пока приток капитала в Россию не будет устойчиво превышать отток капитала из нее, говорить об экономическом выздоровлении страны было бы, несомненно, преждевременно.

В своем ежегодном послании (май 2003 г.) Президент страны выдвинул цель удвоения за 10 лет ее ВВП. Цель, бесспорно, вдохновляющая и, возможно, даже достижимая. Если, конечно, России повезет и с внешними условиями, и с внутренними обстоятельствами ее развития в обозначенной Президентом перспективе. Следует только учитывать, что никакого одного-единственного магического средства для экономического подъема страны не существует. Действовать необходимо по всему фронту. Рынок – да, конечно, рынок. Но и государства нам нужно не меньше, а, напротив, больше, чем сегодня. Только нужно именно там, где без него действительно никак не обойтись.